Читаем Оружие Круппа. История династии пушечных королей полностью

Всего во время сражения под Седаном 1 сентября 1870 года прусские войска и другие союзные им немецкие армии имели пятьсот крупповских пушек. Наблюдая в подзорную трубу плоды эссенского труда, Вильгельм увидел совершенно необычайное зрелище: впереди, ниже длинной линии пушек второго баварского корпуса, на протяжении нескольких миль дико метались красные рейтузы, а вдали, за исторгающими смертоносный огонь стволами орудий, красовались темно-зеленые гряды Арденн. К полудню даже Вемпфен понял, что битва проиграна. Тогда он попытался вырваться из окружения, но уже не смог собрать достаточно сил для прорыва и в час дня послал ординардца в Седан за Луи-Наполеоном. Император не пожелал прийти к нему на помощь. Он не боялся лишиться жизни. Наоборот, вскочив на лошадь, он понесся отчаянным галопом среди вспышек шрапнели, предпочитая смерть на поле боя позору капитуляции. Но, очевидно, ему было суждено отдать врагу свою шпагу.

Около двух часов дня немцы добивали на захваченной территории остатки войск противника, а к трем часам уцелевшие французские солдаты, оставшись без командиров, рассыпались по лесам в поисках укрытия. Уже не надеясь на успех, Дюкро предпринял все же последнюю отчаянную попытку использовать императорскую кавалерию как пробивную силу с целью прорубить коридор на запад среди моря синих прусских мундиров. Командующий кавалерией поднял как призыв к наступлению саблю и тотчас опрокинулся навзничь; его лицо превратилось в кровавое месиво. Два адъютанта поволокли его назад сквозь ряды эскадронов. Увидев своего убитого командира, кавалеристы неистово закричали: «Отомстим за него!» Они бесстрашно бросались в атаку, снова, и снова, и снова — до тех пор, пока последние из них не остались лежать на месте, утопая в крови, рядом с трупами своих павших лошадей. Король Пруссии опустил подзорную трубу. Он пробормотал: «Ах, какие смельчаки!»

«Никогда артиллерийский огонь не применялся на войне с такой точностью», — писал военный историк Майкл Говард. Прусский король с изумлением всматривался в мерцающие огненные браслеты. Их творили снаряды немецких пушек, когда, плотно опоясывая каждый опорный пункт противника, разрывались на мелкие осколки и косили его защитников. И все же смерть миновала Луи-Наполеона. Снаряды поглотили его кавалерию, истребили его массированную пехоту, его штаб и его адъютантов, но ни один осколок даже не упал рядом с ним, и он вернулся в Седан целый и невредимый. Вечером император послал в качестве парламентера сержанта с белым флагом, чтобы узнать условия сдачи, и приказал одновременно поднять белый флаг над самой крепостью. Мольтке, заметив флаг, направил к Луи-Наполеону офицера из числа прусской знати выяснить, что это означает. Офицер вернулся с письмом, которое можно было бы назвать свидетельством о крещении Германской империи:

«Милостивый государь мой брат! Мне не посчастливилось умереть среди своих солдат и теперь остается только вручить Вашему Величеству свою шпагу. С искренним братским чувством к Вашему Величеству. Наполеон».

Но в тот момент ни сам император, ни его шпага еще не были в руках Вильгельма. Внимательно прочитав письмо, король молча передал его Бисмарку, который продиктовал от его имени ответ, предложив Наполеону капитуляцию и добавив в заключение: «Я уполномочил для этой цели генерала Мольтке».

Луи-Наполеон находился в состоянии полной прострации.

Мольтке и Бисмарк были безжалостны к французам и, когда генерал Вемпфен встретился с ними, отвергли его доводы, что «мир, основанный на условиях, которые польстят самолюбию солдат и смягчат горечь поражения, будет прочным, а суровые меры развяжут низкие инстинкты и, пожалуй, вызовут бесконечную вражду между Францией и Пруссией».

Бисмарк, отнюдь пе склонный проявлять великодушие, уставился на французского генерала своими бесцветными глазами и ответил, что «не следует вообще полагаться на чью-либо признательность, а в особенности на благодарность народа». Без дальних слов он потребовал капитуляции всех французских сил в Седане, включая самого Луи-Наполеона, в качестве военнопленных. Вемпфен был потрясен. В переговоры вмешался Мольтке. Он заявил, что только за один день войска императора сократились со 104 тысяч до 80 тысяч солдат, в то время как в распоряжении Вильгельма остается четверть миллиона. Затем германский главнокомандующий развернул карту, показав Вемпфену кольцо батарей, которое окружило французскую армию пятьюстами пушек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное