Читаем Оружие Круппа. История династии пушечных королей полностью

В тот момент, когда бригада рабочих уже готова была водрузить Густава в латах на коня, появился запыхавшийся курьер с депешей. В течение двадцати лет инженеры предупреждали управляющих рурскими каменноугольными шахтами о необходимости бороться против угольной пыли, периодически поливая шахты водой. Процент заболевания силикозом — легочной болезнью, которой подвержены шахтеры, был угрожающе высок, и все время росла опасность взрыва рудничного газа. Теперь случилось неизбежное. В Лотрингенской шахте около Бохума произошел взрыв, погибло 110 шахтеров. На трибуне для зрителей возникло замешательство. При данных обстоятельствах, высказали свое мнение советники Вильгельма, веселье здесь могло бы быть неправильно понято подданными его величества. «Всевысочайший» согласился с их мнением и неохотно удалился в императорские покои, чтобы разоружиться и принять более мирный облик. Берта незаметно исчезла с трибуны; мастера-механики освободили Густава от турнирных доспехов, а пятилетний сын Альфрид был снят со своего пони.

Если бы трагический случай с шахтерами не расстроил праздничного турнира Альфрид, несомненно, не ударил бы лицом в грязь. Его обучали верховой езде, как обучают членов королевской семьи,— каждый день по сорок пять минут тренировки под руководством специального инструктора. С того момента, как Альфрид начал себя помнить (и задолго до этого), он был предметом особого внимания окружающих. Перед ним преклонялись в Руре больше, чем перед кронпринцем в Берлине. Крестины Альфрида были событием национального масштаба. На них присутствовали все сановники, которые были ранее на свадьбе Берты, и сам кайзер соизволил стать крестным отцом ребенка. С тех пор всякое, даже самое мелкое сообщение о нем в печати приобретало значение для всего рейха. Самому Альфриду по десять раз в день внушали, что он должен готовиться к такому будущему, какое недоступно для других. Его удел, как и его долг, быть одним из самых ответственных людей в мире.

* * *

Идея холодной войны — в те дни ее называли «сухой войной» — целиком захватила односторонне направленный ум Густава. За исключением вопроса о нержавеющей стали и опытов с твердой вольфрамо-углеродистой сталью, он почти не интересовался продукцией мирного назначения. Торговцы оружием во всех странах включились тогда в безудержную гонку, устремляясь к незаметной для них пока пропасти, и Густав Крупп вместе с другими оружейниками — Шнейдером, Шкодой, Мицуи, Виккерсом и Армстронгом, Путиловым, Терни и Апсальдо, Бетхлемом и Дюпоном быстро приближался к этому финишу. Между Круппом и остальными была только та разница, что Крупп вырвался вперед и вел за собой всю стаю хищников. И Берлин надеялся, что оп никому пе уступит первенства. В мае 1914 года лидер социал-демократической фракции в рейхстаге Карл Либкнехт подвел итог этой гонко: «Крупповское предприятие, — говорил он,— это матадор международной промышленности вооружений; он превосходит остальных участников состязания во всех отраслях военного производства». Конечно, раздавались отдельные голоса, осуждавшие гонку вооружений и клеймившие этот «кровавый интернационал торговцев смертью», как Либкнехт называл фабрикантов оружия.

Двадцать лет спустя, когда антимилитаристское движение значительно выросло, в широких кругах общественности привыкли упрощать вопрос о конкуренции между крупнейшими поставщиками оружия. Так, например, любой агрессивный шаг Франции приписывался Шнейдеру, каждое новое проявление милитаризма в «стране восходящего солнца» — Мицуи. На деле же соперничество между ними носило более сложный характер. Фактически все солидные оружейные фирмы, за исключением Круппа, продавали свои акции на мировых биржах, и в результате «перекрестного опыления» инвестиций, обмена патентами и объединения в картели их интересы часто совпадали. Агрессивное поведение кайзера во время марокканского кризиса 1911 года часто приписывалось влиянию Густава Круппа вследствие ошибочного предположения, будто французы и немцы не поладили друг с другом из-за столкновения своих торговых интересов в Марокко и Вильгельм по просьбе Круппа направил туда канонерскую лодку «Пантеру» для устрашения французов. За шесть лет до этого, когда германский кайзер высадился в Танжере и потребовал проведения политики «открытых дверей», он действительно подвергался нажиму со стороны директоров Марги Крупп, использовавших Марокко для демпингового сбыта устаревших пушек и обеспокоенных перспективой тарифных барьеров, которые благоприятствовали бы Шнейдеру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное