Стремясь переключить внимание на телесный субстрат, который служит посредником при взаимодействии человека с системами культурных значений, некоторые теоретики (к примеру, Ник Кросли и Томас Чордаш – см.: Crossley 1995 и Csordas 1999) взяли на вооружение феноменологические концепции Мерло-Понти. В частности, стимулом для предпринятой Кросли попытки развить новое направление, получившее название «плотская социология» (carnal sociology), перейдя от анализа разнообразных вариантов воздействия на тело культурных установок к анализу активной роли тела в социальной жизни, было представленное Мерло-Понти доказательство того, что «наше тело – это средство, обеспечивающее наше бытие-в-мире, наше непосредственное восприятие мира и нашу принадлежность миру» (Crossley 1995: 48). Как утверждает Кросли, признание, вслед за Мерло-Понти, телесной природы нашего существования, от которой нам никак не уйти, создает базовую предпосылку для преодоления редукционистской концепции, в которой тело предстает не активным культурным посредником, а пассивным накопителем культурного багажа. Процитирую:
[По мнению Мерло-Понти,] в основе восприятия лежит поведение; то есть благоприобретенные, культурно обусловленные, вошедшие в привычку формы поведения, к которым относится то, как мы смотрим, слушаем, осязаем и т.п. Воспринимающее тело выстраивает само себя <…> приводя в действие нажитые перцептивные схемы. Оно ведет себя не как пассивный получатель, которому мир адресует свои послания, но как активный дознаватель, требующий от мира ответов, исходя из освоенных культурных схем (Ibid.: 47).
Несмотря на то что тело не существует прежде и независимо от получаемых им культурных установок, оно также не является их продуктом. Скорее следует говорить о диалектических взаимоотношениях между телом и культурой, в которых каждая сторона заведомо отражает другую, но при этом не ограничивается содержанием и формой этого отражения, представляя собой нечто значительно более сложное. Кросли поясняет, что феноменология Мерло-Понти преодолевает ложный дуализм, ставящий на один полюс тело как дискурсивный объект, а на другой – тело как форму живой плоти, так как у Мерло-Понти тело рассматривается как активный посредник, который взаимодействует с миром, пользуясь целым арсеналом усвоенных культурных навыков и техник. «Он помогает нам понять, что представляющие людей агент-субъекты – это их тела, как и то, что тела – это способные к чувственному восприятию, общительные, практичные и разумные существа» (Ibid.: 60).
С появлением нового материалистического подхода к рассмотрению тела анализ способов культурной репрезентации тела (то есть изучение визуальных образов тела) был заметно потеснен исследованиями телесного опыта (то есть чувствующего тела). В нашей перенасыщенной медиакоммуникациями среде, где безраздельно властвуют образы, тело преимущественно рассматривается как зрелище, которое должно быть тщательно срежиссировано и отредактировано; это привело к тому, что зачастую мы не отдаем себе отчета в том, как тело физически взаимодействует с пространством. Как заметил Майк Фезерстоун, понятие «образ тела», будучи чисто умозрительным конструктом, руководствуясь которым мы стремимся придать себе определенный вид, является источником проблем, поскольку сокращает суть человека до пределов существующего независимо от тела сознания, которое взирает на тело как на некий совершенно посторонний объект. При этом игнорируется тот факт, что мы привыкли воспринимать собственное тело не как объект, вызывающий у нас исключительно познавательный интерес, но как неотделимую от нас плотскую оболочку, форму, в которую заключена наша сущность (Featherstone 2010). Процитирую: