Как уже было сказано, Свитмен выяснил, что для людей, имеющих татуировки, процесс их нанесения, и в первую очередь его физические аспекты, столь же, а иногда и более значимы, чем визуальный результат. Многие, по их собственному признанию, во время нанесения татуировок переживают катарсическое состояние; кроме того, при этом может возникнуть ощущение телесной связи с другими обладателями татуировок (Sweetman 2001a: 189). Вслед за Мишелем Маффесоли, который исследовал неоплемена, существующие в современном обществе, Свитмен утверждает, что связи, устанавливающиеся между членами неформальных сообществ, все чаще опираются не на общность идейно обоснованных целей, как это бывало в прошлом, а на аффективные узы (Sweetman 2001b: 70–71). Это особенно заметно в молодежных субкультурах, где главными объединяющими факторами становятся увлечения, связанные с разными видами физической (то есть телесной) активности: танцы, езда на мотоциклах и т.п. Нанесение татуировок – еще одна разновидность телесного ритуала, которая также вызывает чувство сопричастности, родства с людьми, разделяющими с тобой тот же телесный опыт. Подобные практики являются не просто внешним выражением этого родства, но и залогом его прочности, одной из его несущих конструкций.
Теоретические суждения и наглядные примеры, представленные в работах Янг, Энтуисл и Свитмена, убедительно доказывают, что телесная составляющая практик изменения внешности занимает центральное место в нашем восприятии и опыте моды. Способы самопрезентации не могут быть до конца поняты, если мы будем смотреть на них только сквозь призму заложенных в них символических значений или ограничимся эстетической оценкой; помимо всего прочего и, возможно, в первую очередь к ним необходимо относиться как к непременному аспекту нашего физического, телесно воплощенного бытия-в-мире.
Эта идея явно прослеживается и в работах целого ряда модельеров и дизайнеров ювелирных украшений. Среди них мне хочется выделить Иссея Мияке, Рей Кавакубо и Наоми Филмер. Ими движет стремление не просто создать новый «look», но изучить различные способы взаимодействия тела с пространством. Их дизайнерские эксперименты, направленные на исследование отношений одежды с облаченным в нее телом, поразительно созвучны концепции телесного бытия, сформулированной Морисом Мерло-Понти.
Интерес Иссея Мияке и Рей Кавакубо к кинестетическому опыту, возникающему в процессе ношения одежды, можно объяснить особой чувствительностью японцев, которые воспринимают и представляют отношения между телом и одеждой совсем не так, как люди, воспитанные в западной традиции. И если в западной моде предметы одежды обычно имеют вполне определенную форму, зафиксированную в их крое, часто весьма замысловатом, вещи из коллекций Мияке и Кавакубо укоренены в японской традиции обертывания тела слоями ткани, на что указывает Ричард Мартин (Martin 1995: 215). Это позволяет создать более гибкие и естественные взаимоотношения между тканью и телом – предметы одежды меняют свою форму в ответ на каждое движение человека. Вместо того чтобы дисциплинировать тело, как это принято в западной моде, модели Мияке и Кавакубо позволяют телу вести себя намного более свободно и подвижно. Они не подчиняются эстетическим принципам, основанным на противопоставлении обнажения и сокрытия; в дизайне этих вещей воплощено стремление пробудить кинестетическое сознание тела в движении, что выводит их за пределы западной концепции, трактующей моду в первую очередь как форму визуального искусства. Этим предметам одежды не свойственно постоянство визуальной репрезентации; скорее, они воспринимаются как динамичные трехмерные скульптурные формы, которые постоянно трансформируются, поскольку внутри них находится живое, подвижное тело. Ричард Мартин так описывает разницу между двумя подходами к конструированию одежды: