Основания девятнадцатого столетия

Для понимания всей несравнимости достижения римлян нельзя оставить без внимания одно обстоятельство: известное нам юстинианское corpus juris есть только забальзамирован­ный труп римского права.¹⁴⁸

Столетиями его гальванизировали ловкие специалисты, придавая ему видимость жизни, сейчас все народы выработали свое право. Но без римского это было бы невозможно, нам всем недостает необходимого таланта. Достаточно одного–единственного наблюдения, чтобы почув­ствовать разницу: римское право истинно героических времен, прочное как скала, было тем не менее невероятно эластичным, «невероятным» для наших современных трусливых представ­лений, потому что мы заимствовали у того права всё, кроме его полного жизни характера. Римское право находилось в непре­кращающемся «становлении», способное благодаря особой ге­ниальной обработке отвечать изменяющимся требованиям времени. Право, которое в V веке до Рождества Христова было выгравировано в общих очертаниях специально выбранным для этого децемвиром на медных таблицах, не было новым, им­провизированным, отныне неподвижным, но в основных чер­тах было кодификацией уже существующего, исторически зре­лого. Римляне умели придумать средства и способы, чтобы оно потом не кристаллизовалось. Например, вначале на двенадца­ти таблицах зарабатывало «интерпретирующее» остроумие чиновников, не с целью перевернуть закон, но чтобы наполо­вину автоматически приспособить его к изменившимся об­стоятельствам. Гениальные изобретения, как, например, юри­дическая «фикция», в результате чего было найдено средство (если можно по–дилетантски выразиться) для замены отсутст­вующих правовых норм существующими. Государственные учреждения, как, например, преторов, которые обеспечивали место в живом организме такому необходимому обычному праву, пока на практике не было выработано лучшее право, че­рез (durch) которое возникло также и jus gentium, постепенно, при соприкосновении с более узким римским jus civile — все это обеспечивало свежую, пульсирующую жизнь права, кото­рую не может представить тот, кто не изучал юриспруденцию, так как вокруг нас нет абсолютно ничего подобного.

¹⁴⁹

Вспом­ним только, чтобы понять расстояние между нами и римляна­ми, что обученные и образованные юристы появились много позднее, к концу существования республики, и что это велико­лепное, в большей части филигранно отделанное изделие пра­вовой техники было произведением народа крестьян и грубых воинов! Попытайтесь только объяснить сегодняшнему средне­му филистеру юридическую разницу между собственностью и владением, втолковать ему, что вор юридически является вла­дельцем украденной вещи и как таковой пользуется правовой защитой имущества, равным образом залогодержатель и также наследственный арендатор. Это не удастся, я знаю это по соб­ственному опыту. И намеренно выбираю простой пример. Римский же крестьянин, который не умел ни читать, ни писать, знал это совершенно точно уже за полтысячи лет до Рождества Христова.¹⁵⁰ Больше он ничего не знал, но свое право он знал и умел с ним обращаться так же ловко, как со своим плугом и во­лами. Зная это и думая об этом,¹⁵¹ он стремился и для себя, и для своего имущества и для своих близких иметь все более прочную, определенную правовую защиту. Он фактически создавал то правовое здание, в котором позднейшие народы в тяжелые времена находили защиту и которое мы стремимся более или менее удачно достраивать, расширять и усовершен­ствовать. Самостоятельно изобрести это и выполнить не смог бы ни один народ, так как нигде не было необходимого соеди­нения свойств характера и умственных дарований, и это право должно было жить до того, как пришли господа, которые сооб­щили много поучительного о «естественном праве» и полага­ли, что его можно сравнить с геометрией, которую придумыва­ет одинокий ученый в своем кабинете.