Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

А потым пачаўся дождж. Спачатку невялікі, ён неўзабаве забарабаніў па нашым «вілісе» з усяе сілы; адусюль з гор імчаліся патокі вады шакаладнага колеру. Мы таксама амаль што плылі, спускаючыся з сухога горнага плато ў зусім іншы свет, у якім усё — і камень, і дрэва, і гліна — было захутана ў мяккае, насычанае вільгаццю пакрывала з дзірвану і моху. Навокал раслі вялікія лісты; часам яны дасягалі гіганцкіх памераў і звісалі, нібы зялёныя парасоны. Пасля з’явіліся першыя рэдкія ганцы трапічнага лесу, з якіх, быццам доўгія махры, звешваліся ліяны і мох. Усюды чуваць было цурчанне і плёскат вады. I чым больш спадзістым рабіўся спуск, тым усё цясней абступалі нас джунглі; нарэшце армія зялёных асілкаў праглынула наш маленькі «віліс», які павольна рухаўся, узнімаючы фантаны пырскаў, па зусім размоклай гліністай дарозе. Паветра было вільготнае і цёплае, напоенае цяжкім водарам трапічных раслін.

Было ўжо цёмна, калі мы на схіле хрыбта дабраліся да купкі хацін, накрытых пальмавым лісцем. Прамоклыя да апошняй ніткі пад цёплым дажджом, мы вылезлі з машыны, каб правесці ноч пад дахам. Незлічоныя полчышчы блох, што напалі на нас у хаціне, мы назаўтра ўтапілі ў дажджы. Нагружаны бананамі і іншай паўднёвай садавінай, наш «віліс» імчаўся далей праз джунглі, усё ніжэй і ніжэй, хоць нам здавалася, што мы ўжо даўно дабраліся да канца спуску. Дарога рабілася ўсё больш гразкай, але мы рухаліся без перашкод, а разбойнікі пакуль што нічым не выяўлялі сваёй прысутнасці.

«Віліс» спыніўся толькі тады, калі дарогу нам перагарадзіла шырокая каламутная рака, што каціла свае воды праз джунглі. Мы моцна загразлі, бо і ўверх і ўніз па рацэ бераг быў зусім непраходны. На невялікай прагаліне стаяла хаціна, каля якой некалькі метысаў развешвалі на залітай сонцам сцяне шкуру ягуара; побач скакалі сабакі і грэбліся ў гразі куры; і тыя і другія забаўляліся тым, што караскаліся на кучы бабоў какава, рассыпаных для прасушкі на сонцы. Калі «віліс», раз-по-раз гразнучы ў балоце, наблізіўся да хаціны, усе сарваліся са сваіх месц; метысы, якія гаварылі па-іспанску, расказалі, што гэтая рака называецца Паленке, а Ківеда знаходзіцца на тым беразе, якраз насупраць. Ніякага моста тут не было, рака быстрая і глыбокая, але яны гатовы пераправіць нас разам з аўтамабілем на плыце. Гэтае кур’ёзнае збудаванне ляжала на беразе ля самай вады. Крывыя бярвенні — таўшчынёй некаторыя з руку, а некаторыя з нагу — былі змацаваны паміж сабой валокнамі раслін і парасткамі бамбуку і ўтваралі хісткі плыт, у два разы даўжэйшы і ў два разы шырэйшы за наш «віліс». Падклаўшы па дошцы пад кожнае кола і з хваляваннем чакаючы, што з гэтага выйдзе, мы ўсцягнулі машыну на бярвенні; хоць большая частка іх схавалася ў каламутнай вадзе, усё-такі плыт трымаў на сабе «віліс», і нас, і чатырох амаль голых мужчын шакаладнага колеру, якія доўгімі жэрдкамі адпіхвалі плыт ад берага.

— Бальза? — у адзін голас спыталі Герман і я.

— Бальза, — пацвердзіў адзін з хлапцоў, без усякай павагі тупнуўшы нагой па бервяну.

Плынь падхапіла нас і панесла ўніз па рацэ; час-ад-часу мужчыны налягалі на свае жэрдкі і накіроўвалі плыт у патрэбным напрамку; мы пераплылі раку наўскасяк і апынуліся ў больш спакойнай вадзе ля другога берага. Такой вось была наша першая сустрэча з бальзавым дрэвам і першае плаванне на бальзавым плыце. Мы шчасліва прычалілі да працілеглага берага і ўрачыста ўехалі ў Ківеда. Два рады дамоў з прасмоленых бярвенняў, з пальмавымі дахамі, на якіх нерухома сядзелі грыфы, утваралі штосьці накшталт вуліцы, і гэта быў увесь пасёлак. Жыхары кінулі свае заняткі, і ўсе, чорныя і карычневыя, маладыя і старыя, высыпалі хто з дзвярэй, хто з вокнаў. Яны імчаліся насустрач «вілісу» — грозная шумная чалавечая хваля. Яны акружылі аўтамабіль з усіх бакоў, карабкаліся ў яго і падлазілі пад яго. Мы моцна трымалі свае пажыткі, між тым як Агурта шалёна круціў руль. Потым адна шына на нешта пракалолася, і «віліс» апусціўся на адно кола. Мы прыехалі ў Ківеда і павінны былі зведаць цырымонію прывітальных абдымкаў.

Плантацыя дона Федарыка знаходзілася крыху далей уніз па рацэ. Калі «віліс» з Агурта, Германам і мною з’явіўся, ныраючы на выбоінах, на дарожцы сярод мангавых дрэў, сухарлявы стары жыхар джунгляў шпарка закрочыў нам насустрач. Яго суправаджаў пляменнік, Анхела, юнак, які жыў разам з ім у лесе. Мы перадалі пісьмо ад дона Густава, і неўзабаве наш «віліс» стаяў адзін на двары. Тым часам паліў асвяжальны трапічны дождж. У доме дона Федарыка нас чакаў святочны абед. Кураняты і малочныя парасяты, патрэскваючы, смажыліся на адкрытым агні, а мы сядзелі вакол стала, заваленага трапічнай садавінай, і расказвалі, чаго мы прыехалі.

Праз зацягнутыя сеткай вокны чуўся шум трапічнага ліўню і далятаў цёплы салодкі пах раслін, што цвілі наўкола.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии