Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Калі цемра ахутала раку, на беразе пачаўся аглушальны канцэрт. Жабы і рапухі, маскіты і цвыркуны квакалі, гулі і стракаталі, нібы шматгалосы хор. Час-ад-часу ў цемры чуўся прарэзлівы віск дзікай кошкі, то тут, то там пішчалі спуджаныя са сваіх месц начнымі марадзёрамі джунгляў птушкі. Некалькі разоў мы бачылі цьмянае святло агню ў хацінах лясных жыхароў і чулі крыкі людзей і брэх сабак, калі мы праплывалі ў цемры міма. Але часцей за ўсё цішыня ночы парушалася толькі лясным канцэртам, і мы моўчкі сядзелі, любуючыся зорным небам, пакуль дрымота і дождж не загналі нас у каюту з лісця, дзе мы палеглі спаць, не забыўшы папярэдне паставіць на баявы ўзвод рэвальверы.

Чым далей плылі мы ўніз па рацэ, тым часцей трапляліся нам хаціны і плантацыі туземцаў, і неўзабаве з абодвух бакоў на берагах з’явіліся сапраўдныя вёскі. Рух на рацэ падтрымліваўся тут з дапамогай чаўноў, на якіх плылі, адпіхваючыся доўгімі жэрдкамі; тут і там мы бачылі маленькія бальзавыя плыты, нагружаныя кучамі зялёных бананаў.

Там, дзе Паленке злівалася з Рыё Гуаяс, рака была ўжо такая глыбокая, што паміж горадам Вінсес і ўзбярэжным портам Гуаякіль дзелавіта курсіраваў колавы параход. Каб сэканоміць час, Герман і я пераселі на параход і паплылі на ім міма густа населеных роўных берагоў да акіяна. Нашы карычневыя прыяцелі павінны былі, застаючыся ўдвух на плыце, плысці следам за намі.

У Гуаякіле Герман і я развіталіся. Ён застаўся ля вусця ракі Гуаяс, каб чакаць бальзавыя бярвенні. Ён павінен быў пагрузіць іх на параход кабатажнага плавання і прывезці ў Перу, а там распачаць будаўніцтва плыта і прасачыць за тым, каб ён быў дакладнай копіяй старадаўніх індзейскіх плытоў. А я на рэйсавым самалёце вылецеў на поўдзень у сталіцу Перу, Ліму, каб пашукаць адпаведнае месца для будаўніцтва плыта.

Самалёт ляцеў на вялікай вышыні ўздоўж берага Ціхага акіяна; з аднаго боку цягнуліся пустэльныя горы Перу, а з другога далёка ўнізе слаўся зіхатлівы акіян. Там мы мелі намер распачаць сваё плаванне на плыце. Калі я глядзеў з вышыні на акіян, ён здаваўся мне бязмежным. Неба і мора зліваліся ў няўлоўнай рысцы небасхілу далёка-далёка на захадзе, і я не мог пазбавіцца ад думкі, што і за небасхілам распасціраюцца многія сотні такіх марскіх раўнін, якія агінаюць адну пятую зямнога шара, перш чым зноў дасягаюць зямлі — астравоў Палінезіі. Я спрабаваў сканцэнтраваць свае думкі на тым, што чакае нас праз некалькі тыдняў, калі мы паплывём на малюсенькім плыце па гэтым блакітным бязмежным прасторы, але паспяшаўся хутчэй прагнаць і гэтую думку, бо яна выклікала ў мяне непрыемнае адчуванне, якое ахоплівае звычайна чалавека, калі ён збіраецца вось-вось скочыць з парашутам.

Дабраўшыся да Лімы, я паехаў на трамваі ў порт Кальяо пашукаць месца, дзе мы маглі б заняцца будаўніцтвам плыта. Я адразу ж убачыў, што ўсе прычалы былі забіты суднамі і ўздоўж усяго берага стаялі краны і пакгаузы, таможныя склады, дамы партовага кіраўніцтва і іншыя будынкі. Крыху далей ад гавані бераг не быў забудаваны, але там было столькі купальшчыкаў, што гэтая цікаўная публіка як бачыш расцягнула б плыт з усім рыштункам, варта было б нам толькі на момант адвярнуцца ад яго. Кальяо з’яўляецца зараз самым вялікім портам краіны з сямімільённым белым і карычневым насельніцтвам. Для тых, хто будуе плыты, час у Перу змяніўся яшчэ больш, чым у Эквадоры, і я бачыў толькі адзін выхад — трэба прабрацца за высокую агарожу, што акружае ваенны порт, ля чыгунных варот якога стаяла варта са зброяй у руках; вартавыя злосна і падазрона кідалі позіркі на мяне і іншых пабочных людзей, што праходзілі міма агарожы. Той, хто здолее трапіць туды, будзе знаходзіцца ў поўнай бяспецы.

У Вашынгтоне я сустрэўся з перуанскім марскім аташэ і меў ад яго рэкамендацыйнае пісьмо. Назаўтра я пайшоў з гэтым пісьмом у марское міністэрства і папрасіў, каб мяне прыняў марскі міністр Мануэль Ніета. Ён прымаў наведвальнікаў раніцой у прыгожай, абстаўленай у стылі ампір зале міністэрства, дзе ўсё зіхацела люстрамі і пазалотай. Я крыху пачакаў, а потым увайшоў міністр у параднай форме, нізкі прысадзісты афіцэр; няўмольны, як Напалеон, ён гаварыў коратка і дакладна. Ён запытаў, што мне трэба, і я адказаў, што прашу, каб мяне дапусцілі ў ваенны порт для будаўніцтва драўлянага плыта.

— Малады чалавек, — сказаў міністр, сярдзіта барабанячы пальцамі па стале. — Вы стукаецеся не ў тыя дзверы. Я з прыемнасцю дапамагу вам, але мне неабходна мець дазвол міністра замежных спраў; само сабой зразумела, што я не магу пусціць чужаземцаў на ваенную тэрыторыю і дазволіць ім карыстацца ваеннымі майстэрнямі. Звярніцеся ў пісьмовай форме да міністра замежных спраў. Жадаю поспеху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии