Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Больш за ўсё нам падабалася апускацца ў ваду, калі нас наведвалі вялікія тунцы з залатымі плаўнікамі. Іншы раз яны прыплывалі да плыта вялікімі чародамі, але часцей з’яўляліся па два або па тры і некалькі дзён запар апісвалі вакол нас спакойныя кругі, пакуль нам не ўдавалася падчапіць іх на кручок. З плыта яны здаваліся проста вялікімі нязграбнымі рыбінамі бураватага колеру, без якіх-небудзь там упрыгожанняў; але калі мы спускаліся да іх у іхнюю ўласную стыхію, яны раптам ні з таго ні з сяго змянялі і колер і форму. Змена гэтая была такая незразумелая, што мы некалькі разоў вымушаны былі падымацца на паверхню і зноў вызначаць напрамак, каб праверыць, ці тыя самыя гэта рыбы, на якіх мы глядзелі ў вадзе. Вялікія рыбіны не звярталі на нас ніякай увагі; яны па-ранейшаму спакойна рабілі свае велічныя манеўры і набывалі такую зграбную форму, якой мы не бачылі ні ў адной іншай рыбы, а іх афарбоўка рабілася бледна-ліловай, з металічным адценнем. Сваімі дасканалымі прапорцыямі і абцякаемай формай яны нагадвалі магутныя тарпеды, што зіхацяць серабром і сталлю, і ім дастаткова было ледзь-ледзь паварушыць адным або двума плаўнікамі, каб іх тулава вагой 70—80 кілаграмаў з невыказнай зграбнасцю пачынала слізгаць у вадзе.

Чым бліжэй знаёміліся мы з акіянам і яго жыхарамі, тым менш мы дзівіліся, і тым больш прывычным ён рабіўся для нас. I мы навучыліся паважаць старажытныя першабытныя народы, якія жылі ў цеснай сувязі з Ціхім акіянам і таму ведалі такія яго асаблівасці, аб якіх мы не маем уяўлення. Вядома, мы ўстанавілі цяпер, колькі солі знаходзіцца ў вадзе акіяна, і далі тунцам і залатым макрэлям лацінскія назвы. Старажытныя палінезійцы гэтага не зрабілі. I ўсё ж баюся, што першабытныя народы мелі аб акіяне больш правільнае ўяўленне, чым мы.

Тут, у акіяне, амаль не было вехаў, якія б паказвалі дарогу. Хвалі і рыбы, сонца і зоркі з’яўляліся і знікалі. Меркавалася, што ніякай сушы не існуе на ўсёй прасторы, роўнай 4 300 марскім мілям, якія аддзяляюць астравы Паўднёвага мора ад Перу. Таму мы вельмі здзівіліся, калі, набліжаючыся да 100° заходняй даўжыні, убачылі, што на карце Ціхага акіяна, проста перад намі па курсу, якім мы плылі, маленькім кружочкам абазначана падводная скала. Паколькі карта была выдадзена ў гэтым годзе, мы заглянулі ў «Лоцыю Паўднёвай Амерыкі». Мы прачыталі: «У 1906, а затым зноў у 1926 годзе былі заўважаны буруны прыкладна на адлегласці ў 600 міль на паўднёвы захад ад астравоў Галапагос, пад 6° 42' паўднёвай шырыні, 99° 43' заходняй даўжыні. У 1927 годзе параход прайшоў за адну мілю на захад ад гэтага пункта, але з яго не заўважылі ніякіх бурунаў; у 1934 годзе другі параход прайшоў за адну мілю на поўдзень ад гэтага месца і таксама не выявіў ніякіх слядоў бурунаў. Маторнае судна «Кауры» ў 1935 годзе, робячы прамеры, не дасягнула ў гэтым пункце дна на глыбіні 300 метраў».

Паводле карт, плаванне ў гэтым раёне ўсё яшчэ лічылася справай рызыкоўнай, але паколькі нашаму плыту пры занадта блізкім набліжэнні да мелі пагражала меншая небяспека, чым судну з глыбокай асадкай, мы вырашылі накіравацца проста да месца, адзначанага на карце, і паглядзець, што там знаходзіцца. Падводная скала была адзначана крышку на поўнач ад таго пункта, да якога мы, відаць, трымалі курс; таму мы павярнулі руль управа і падцягнулі чатырохкутны парус так, што нос плыта быў нацэлены прыкладна на поўнач, а хвалі і вецер мы сустракалі з правага борта. Цяпер у нашы спальныя мяшкі трапляла ціхаакіянскай вады трохі больш, чым звычайна; ды і вецер у гэты час значна ўзмацніўся. Але мы з радасцю пераканаліся, што «Кон-Цікі» можна зусім упэўнена кіраваць, ідучы нават пад вельмі вялікім вуглом у бок ветру, калі толькі мы не гублялі яго. У такім выпадку парус пачынаў паласкацца, і мы вымушаны былі выконваць цыркавыя нумары, каб прымусіць плыт зноў слухацца руля. На працягу двух дзён і начэй мы вялі плыт на паўночна-паўночны захад. Хвалі ўзнімаліся высока, і калі пасат зрабіўся няўстойлівым і дзьмуў то з паўднёвага ўсходу, то з усходу, яны ішлі ўжо няспыннымі радамі; але мы плылі і плылі, узнімаючыся і апускаючыся разам з валамі, што падалі на нас. На верхавіне мачты ўвесь час хто-небудзь дзяжурыў, і калі плыт падымаўся на грэбень, гарызонт перад намі значна пашыраўся. Грабяні хваль узнімаліся амаль на два метры вышэй даху нашай бамбуковай каюты; а калі дзве магутныя хвалі навальваліся на нас адначасова, то, сутыкнуўшыся, яны ўзляталі яшчэ вышэй і ператвараліся ў шыпячы вадзяны смерч, які мог наляцець на нас з любога боку. Калі настала ноч, мы забарыкадавалі ўваход у каюту скрынямі з прадуктамі; але акіян раз-по-раз парушаў наш спакой. Не паспелі мы заснуць, як затрашчала бамбукавая сцяна; тысячы струменяў вады фантанамі паліліся на нас праз бамбукавую пляцёнку, а ўспенены паток лінуў на скрыні з прадуктамі, а потым — усярэдзіну каюты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии