Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

— Паклічце па тэлефоне водаправодчыка, — пачуў я нечы сонны голас, калі мы скурчыліся, каб даць вадзе магчымасць сцячы праз падлогу. Водаправодчык не прыйшоў, і ў гэтую ноч мы, лежачы ў пасцелі, прынялі не адну ванну. У час вахты Германа на плыт выпадкова завітала вялікая залатая макрэль.

Назаўтра хвалі крыху супакоіліся, бо пасат вырашыў, што цяпер ён нейкі час будзе дзьмуць з усходу. Мы змянялі адзін аднаго на верхавіне мачты, бо можна было чакаць, што пад вечар мы дасягнем таго пункта, да якога плылі. У гэты дзень мора здавалася нам больш ажыўленым, чым заўсёды. Магчыма, гэта тлумачылася тым, што раней мы не прыглядаліся так пільна.

Пасля поўдня мы ўбачылі вялікую меч-рыбу, якая набліжалася да плыта, плывучы ля самай паверхні. Два спічастыя плаўнікі, што тырчалі з вады, знаходзіліся адзін ад аднаго амаль за два метры, а меч, здавалася, быў гэтакі ж доўгі, як і тулава. Меч-рыба апісала крывую побач з рулявым і знікла за грабянямі хваль. Калі мы сядзелі за абедам, які быў даволі-такі добра прыпраўлены салёнай вадой, хваля с шыпеннем узняла да самых нашых твараў вялікую марскую чарапаху са шчытом, галавой і нагамі, якія звісалі з чатырох бакоў. Калі на змену гэтай хвалі прыйшлі дзве другія, чарапаха знікла гэтак жа раптоўна, як і з’явілася. I на гэты раз мы зноў заўважылі, як, пабліскваючы сваім зеленавата-белым брухам, мітусіліся ў вадзе пад ахаваным бранёй паўзуном залатыя макрэлі. Гэты раён акіяна быў выключна багаты на малюсенькія лятучыя рыбы даўжынёй па два — тры сантыметры, якія плылі побач з намі вялікімі чародамі і часта траплялі на плыт. Мы бачылі таксама адзінокіх чаек-паморнікаў, нас пастаянна наведвалі фрэгаты, якія ляталі ўзад і ўперад над плытом, нагадваючы сваім раздвоеным хвастом гіганцкіх ластавак. З’яўленне фрэгатаў звычайна лічыцца адзнакай гаго, што блізка зямля, і аптымістычны настрой на плыце ўзмацняўся.

«Магчыма, тут сапраўды ёсць падводная скала або пясчаная водмель», — думалі некаторыя з нас. А самыя вялікія аптымісты гаварылі:

— А што, калі мы знойдзем астравок з зялёнай травою? Хто ведае, да нас жа тут бывала так мала людзей. Тады б мы адкрылі новую зямлю — востраў Кон-Цікі!

Пасля абеду Эрык усё часцей і часцей залазіў на скрыню, якая і скруцілі ў трубку ходу і павінен быў з’яўлялася нашай кухняй, і, прыжмурыўшыся, глядзеў у секстант. У 6 гадзін 20 мінут пасля поўдня ён паведаміў наша месцазнаходжанне: 6° 42' паўднёвай шырыні і 99° 42' заходняй даўжыні. Мы былі на адлегласці адной мілі на ўсход ад адзначанай на карце скалы. Мы апусцілі бамбукавую рэю на палубе парус. Вецер дзьмуў з успавольна данесці нас да месца. Калі сонца хутка апусцілася ў акіян, на змену яму ва ўсім сваім харастве з’явіўся месяц і асвяціў паверхню акіяна, які ад гарызонта да гарызонта пераліваўся чэрню і серабром. Бачнасць з верхавіны мачты была добрая. Усюды каціліся, сутыкаючыся між сабой, доўгія валы хваль, але пастаянных бурунаў, якія сведчылі б аб наяўнасці падводнай скалы або водмелі, не было. Ніхто з нас не заходзіў у каюту; усе, пільна ўглядаючыся, стаялі на палубе, а два — тры чалавекі назіралі з мачты. Калі мы павольна плылі ў цэнтры адзначанага на карце раёна, мы ўвесь час рабілі прамеры. Да канца сплеценага з 54 нітак шаўковага шнура даўжынёй больш за 800 метраў мы прывязвалі ўсе свінцовыя грузілы, якія толькі ў нас былі; калі ўлічыць нават, што з прычыны дрэйфу плыта шнур апускаўся не зусім вертыкальна, усё-такі груз вісеў на глыбіні не менш 600 метраў. А дна не была ні на ўсход ад адзначанага месца, ні ў цэнтры, ні на захад ад яго. Акінуўшы позіркам у апошні раз паверхню акіяна і канчаткова пераканаўшыся, што маем поўнае права лічыць гэты раён абследаваным і што тут няма ніякіх водмелей, мы паставілі парус і павярнулі руль у нармальнае становішча, так што вецер і хвалі зноў апынуліся ззаду кармы злева. I наш плыт зноў рушыў наперад сваім звычайным спакойным ходам. Як і раней, хвалі ўскочваліся на карму і знікалі між бярвеннямі. Цяпер мы маглі спаць і есці, не хварэючы душой, хоць акіян вакол нас разгуляўся па-сапраўднаму і шалеў некалькі дзён, а пасат дзьмуў то з усходу, то з паўднёвага ўсходу.

У час гэтага маленькага падарожжа да неіснуючага рыфа мы пачалі разумець, якую ролю адыгрываюць выстаўныя кілі; а калі пазней Герман і Кнут, нырнуўшы ўдвух пад плыт, вызвалілі пяты кіль, мы даведаліся аб гэтых цікавых дошках яшчэ больш — даведаліся тое, чаго ніхто не разумеў з таго часу, як самі індзейцы перасталі займацца гэтым забытым спортам. Тое, што дошка выконвала ролю кіля і давала плыту магчымасць рухацца пад вуглом да ветру, было нам зразумела. Але калі мы чыталі ў старажытных іспанскіх гісторыкаў, што індзейцы да пэўнай ступені «кіруюць» сваімі бальзавымі плытамі ў акіяне з дапамогай «своеасаблівых выстаўных кіляў, якія яны прасоўваюць у шчыліны паміж бярвеннямі», гэта здавалася зусім незразумелым і нам і ўсім астатнім, хто займаўся гэтым пытаннем. Выстаўны ж кіль проста заганяўся ў вузкую шчыліну і быў нерухомы; ён не мог паварочвацца ў бакі і служыць замест руля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии