Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Старажытныя палінезійцы былі вялікімі мараплаўцамі. Яны арыентаваліся ўдзень па сонцы, а ўночы па зорках. Яны валодалі надзвычаннымі ведамі адносна руху нябесных свяціл. Яны ведалі, што зямля круглая, і ў іхняй мове меліся словы, якія азначалі такія складаныя паняцці, як экватар, паўночныя і паўднёвыя тропікі. На Гавайскіх астравах яны выразалі карты акіяна на абалонцы круглых гарбузоў, а на некаторых іншых астравах рабілі падрабязныя карты з пераплеценых сукоў, да якіх для абазначэння астравоў прымацоўваліся ракавіны, а галіны азначалі самыя важныя плыні. Палінезійцы ведалі пяць планет, называлі іх вандроўнымі зоркамі і распазнавалі сярод нерухомых зорак, якія мелі ў іхняй мове каля 300 розных назваў. У старажытнай Палінезіі добры мараплаўца цвёрда ведаў, у якой частцы неба ўсходзіць тая ці іншая зорка і дзе яна павінна знаходзіцца ў розныя часы ночы і ў розныя поры года. Яны ведалі, якія зоркі дасягаюць зеніту над тым ці іншым востравам, і ў такіх выпадках астравы называліся па імені тых зорак, што кожную ноч з году ў год кульмініравалі над імі.

Палінезійцы не толькі ведалі, што зорнае неба з’яўляецца вялізным зіхатлівым компасам, які няспынна круціцца з усходу на захад, але таксама разумелі, што розныя зоркі над іх галавой заўсёды паказваюць, як далёка на поўнач або на поўдзень забраліся мараплаўцы. Калі палінезійцы даследавалі і падначалілі сабе сваё астраўное царства, якое ахоплівала ўсю бліжэйшую да Амерыкі частку акіяна, яны наладзілі зносіны паміж некаторымі астравамі, і гэтымі шляхамі карысталіся многія наступныя пакаленні. Гістарычныя паданні расказваюць аб тым, як плавалі правадыры з Таіці на Гавайскія астравы, што знаходзяцца за 2 тысячы марскіх міль на поўнач і на некалькі градусаў на захад. Спачатку рулявы па сонцы і зорках кіраваў на поўнач, пакуль зоркі над яго галавой не гаварылі яму, што яго лодка знаходзіцца на шырыні Гавайскіх астравоў. Тады ён паварочваў пад прамым вуглом і кіраваў на захад, пакуль не з’яўляліся птушкі і воблакі, якія паказвалі яму дарогу да ўжо блізкіх астравоў.

Адкуль палінезійцы запазычылі свае вялікія веды па астраноміі і свой каляндар, падлікі ў якім зроблены з выключнай дакладнасцю? Вядома, не ад меланезійцаў або малайцаў, якія жылі на захадзе. Але той самы старажытны знікшы цывілізаваны народ — «белыя і барадатыя людзі», — які перадаў сваю надзвычайную культуру ацтэкам, майя і інкам у Амерыцы, стварыў на дзіва падобны каляндар і меў такія ж веды ў галіне астраноміі, аб якіх у Еўропе ў тыя часы не маглі і марыць.

У Палінезіі, як і ў Перу, пачаткам каляндарнага года лічыўся дзень, калі сузор’е Стажараў упершыню з’яўляецца над небасхілам, і ў абедзвюх краінах гэтае сузор’е лічылася апекуном земляробства.

У Перу, там, дзе горная краіна паніжаецца ў бок Ціхага акіяна, да нашых дзён захаваліся ў пясчанай пустыні руіны вельмі старажытнай астранамічнай абсерваторыі — помнік таго самага таямнічага цывілізаванага народа, які высякаў каменных гігантаў, будаваў піраміды, вырошчваў салодкую бульбу і гарбузы ў форме бутэлек і пачынаў год з усходу Стажараў. Кон-Цікі быў знаёмы з зоркамі, калі накіраваў свой парус у Ціхі акіян.

2 ліпеня дзяжурнаму на начной вахце ўжо не прыйшлося спакойна сядзець і вывучаць зорнае неба. Пасля некалькіх дзён лёгкага паўночна-ўсходняга пасату падзьмуў модны вецер і мора зрабілася бурным. Позна ўвечары ззяў месяц і дзьмуў свежы спадарожны вецер. Падлічыўшы, колькі секунд патрабавалася нам, каб апярэдзіць трэску, кінутую ў ваду побач з носам плыта, мы вымералі хуткасць нашага руху і ўбачылі, што ўстанавілі рэкорд. У той час, як сярэдняя хуткасць раўнялася, кажучы на нашым жаргоне, 12—18 «трэскам», на гэты раз мы мелі ўсяго «6 трэсак», і бурлівы струмень зіхатлівай вады бег следам за кармой плыта.

Чатыры чалавекі храплі ў бамбукавай каюце, Тарстэйн сядзеў на сваім дыванчыку і стукаў ключом Морзэ, а я знаходзіўся на вахце ля руля. Перад самай поўначчу я заўважыў зусім незвычайную хвалю, якая, куляючыся, насоўвалася на нас проста з кармы, закрываючы ўвесь небасхіл ззаду, а за ёю я мог тут і там разгледзець успененыя грабяні яшчэ дзвюх такіх жа вялізных хваль, што каціліся ўслед за першай. Калі б мы толькі што не мінулі гэтае месца, я быў бы ўпэўнены, што бачу высокія буруны, якія навальваюцца на нябачную, а таму асабліва небяспечную водмель. Як толькі першая хваля, узнімаючыся ў святле месяца, нібы доўгая сцяна, дакацілася да нас, я папераджальна крыкнуў, рэзка павярнуў плыт, каб ён знаходзіўся ў найбольш выгадным становішчы, і пачаў чакаць, што будзе далей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии