Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Каб не заліло радыёрубку, мы накрылі брызентам заднюю сцяну і левы бок каюты. Увесь незамацаваны груз быў моцна прынайтаваны, а парус спушчаны і абкручаны вакол бамбукавай рэі. Калі неба зацягнула хмарамі, акіян зрабіўся цёмным і грозным і з усіх бакоў пакрыўся белымі грабянямі. Доўгія палосы мёртвай пены цягнуліся з наветранага боку шырокіх валаў, і ўсюды, дзе хвалі падалі і разбіваліся, узнікалі зялёныя шрамы, якія яшчэ доўга пеніліся на сіне-чорным акіяне. Калі валы разбіваліся, іх грабяні зносіла ветрам, і над акіянам, нібы салёны дождж, віселі пырскі. Нарэшце пачаўся трапічны лівень, які хвастаў па паверхні акіяна гарызантальнымі шкваламі і закрыў усё ад нашых вачэй. Вада, што сцякала ў нас з галавы і барады, была саланаватая на смак. А мы, голыя і азяблыя, скурчыўшыся, усё бегалі, спатыкаючыся на кожным кроку, сюды-туды па палубе і сачылі за тым, каб усе снасці былі ў парадку і маглі шчасліва перанесці шторм. Калі мы заўважылі на небасхіле першыя адзнакі шторму і потым, калі ён пачаў набліжацца да нас, на нашых тварах можна было прачытаць напружанае чаканне і трывогу. Але калі ён усур’ёз разгуляўся над намі і «Кон-Цікі» лёгка і бадзёра адольваў усе перашкоды на сваім шляху, шторм ператварыўся ў хвалюючы від спорту; мы ўсе любаваліся раз’юшанымі стыхіямі, якія бушавалі вакол нас, бачачы, што наш бальзавы плыт цудоўна спраўляецца з імі і ўвесь час трымаецца, нібы корак, на грабянях хваль, а асноўная маса ашалелай вады ўвесь час праносіцца на які-небудзь дзесятак сантыметраў ніжэй нас. У такое надвор’е акіян шмат чым нагадвае горы. У нас было такое адчуванне, быццам мы ў буру апынуліся пад адкрытым небам на самым высокім горным плато, голым і шэрым. Хоць мы знаходзіліся ў сэрцы тропікаў, кожны раз, калі плыт слізгаў угору і ўніз па ўспененых валах бязмежнай пустыні акіяна, нам здавалася, што мы імчымся з гары сярод сумётаў снегу і скал.

У такое надвор’е рулявому на вахце трэба было не спаць у шапку. Калі самыя крутыя хвалі праходзілі пад пярэдняй часткай плыта, бярвенні на карме зусім вылазілі з вады, але ў наступны момант зноў апускаліся, каб праз хвіліну ўскарабкацца на новы грэбень. Хвалі ішлі іншы раз так блізка адна ад другой, што задняя даганяла нас, калі першая яшчэ трымала нос плыта задзёртым угору; тады на рулявога з шумам падалі, бязладна круцячыся, цэлыя патокі вады, але праз секунду карма падымалася і вада знікала, сцякаючы між бярвеннямі, нібы між зубамі відэльцаў.

Мы падлічылі, што пры звычайным, спакойным моры, калі самыя высокія хвалі часцей за ўсё ішлі з прамежкамі ў сем секунд, кожныя суткі на нашу карму трапляла каля 200 тон вады; але мы гэтага амаль не заўважалі, бо вада спакойна расцякалася вакол босых ног рулявога і гэтак жа спакойна знікала між бярвеннямі. Але ў час моцнага шторму плыт на працягу сутак прымаў на сваю карму больш за 10 тысяч тон вады, калі лічыць, што кожныя пяць секунд на яе падала ад некалькі дзесяткаў літраў да двух ці трох кубічных метраў вады, а часам і значна больш. Іншы раз хваля налятала на плыт з аглушальным, як удар грому, грукатам, і рулявы стаяў па пояс у вадзе, пры гэтым у яго было такое адчуванне, быццам ён вымушаны ісці ўброд супроць плыні па імклівай рацэ. Плыт, здавалася, на момант прыпыняўся ўздрыгваючы, а потым вялізная маса вады, што ціснула на яго карму, спадала каскадамі за борт.

Герман увесь час знаходзіўся на палубе з анемометрам у руцэ і вымяраў сілу ўраганных шквалаў, якія не спыняліся цэлыя суткі. Потым ураган паступова перайшоў у моцны вецер з рэдкімі дажджавымі шкваламі, ад якіх акіян вакол нас бурліў, як і раней. А мы пры добрым спадарожным ветры, перавальваючыся з хвалі на хвалю, плылі на захад. Для таго каб дакладна вымераць сілу ветру ў непагадзь, Герман пры першай магчымасці залазіў на верхавіну мачты, што ні на хвіліну не пераставала разгойдвацца, і павінен быў трымацца там з усяе сілы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии