Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Калі першая хваля дагнала нас, плыт задраў карму ўгору і ўбок і ўзняўся на грэбень, які ў гэты момант якраз рынуўся ўніз, і ўсё зашыпела і закіпела вакол нас. Мы плылі сярод хаосу бурлівай пены, між тым як сама магутная хваля перакочвалася пад намі. Нос узляцеў угору апошнім, калі хваля прайшла, і мы пачалі слізгаць кармою ўніз у вялізную яміну між хвалямі. Адразу ж наляцела, уздыбіўшыся, другая сцяна вады, і нас зноў шпарка падкінула ўгору, а празрыстыя патокі вады наваліліся ззаду, калі мы ўзляцелі на грэбень. Цяпер плыт павярнула бортам да хваляў, і было зусім немагчыма хутка надаць яму патрэбны кірунак. Наступная хваля наблізілася і ўзнялася з успененых касмылёў пены, нібы зіхатлівая сцяна, верхні край якой абваліўся, як толькі яна дагнала нас. Калі вал накрыў плыт, мне нічога не заставалася рабіць, як моцна ўхапіцца за бамбукавую жэрдку, што тырчала з-пад даху каюты; так я стаяў, затаіўшы дыханне, адчуваючы, як плыт падкінула высока ўгору і ўсё вакол мяне імкліва пацягнулі за сабой шыпучыя ўспененыя віры. Яшчэ момант — і мы з «Кон-Цікі» зноў былі над вадой і спакойна слізгалі ўніз па спадзістым баку хвалі. А потым хвалі зноў зрабіліся нармальнымі. Тры вялізныя валы імчаліся наперадзе нас, а за кармою ў святле месяца мы бачылі ланцужок какосавых арэхаў, якія пагойдваліся на вадзе.

Апошняя хваля моцна ўдарыла па каюце, так што Тарстэйн у радыёрубцы паляцеў дагары нагамі, а астатнія адразу прачнуліся, напалоханыя шумам; з-пад бярвенняў і праз сцяну ў каюту лінула вада. З левага боку ў насавой частцы палубы бамбукавы насціл быў сарваны, і ў гэтым месцы чарнела дзірка, падобнач на невялікую варонку ад снарада; наш вадалазны кош расплюшчыла аб выступ носа, але ўсё астатняе засталося непашкоджаным. Адкуль узяліся гэтыя тры вялізныя хвалі, мы так ніколі і не здолелі больш-менш упэўнена растлумачыць; магчыма, яны былі выкліканы нейкімі тэктанічнымі рухамі дна акіяна, якія для гэтых раёнаў з’яўляюцца досыць звычайнымі[36]

.

Праз два дні нам давялося перажыць першы шторм. Пачалося з таго, што вецер зусім сціх, і белыя пёрыстыя воблакі, якія пры пасаце плылі над намі ў нябеснай сіні, былі раптам выціснуты чорнай градой густых хмар, што набеглі з поўдня з-за небасхілу. Потым пачаліся парывы ветру з самых нечаканых бакоў, так што рулявы на вахце страціў усякую магчымасць кіраваць плытом. Як толькі нам удавалася павярнуць карму ў бок новага напрамку ветру і парус роўна і пругка надзімаўся, парывы ветру адразу ж наляталі з другога боку і парус траціў свае гордыя абрысы, пачынаў паласкацца і лопаць па чым папала, ствараючы небяспеку для каманды і грузу Пасля гэтага вецер раптам пачаў упарта дзьмуць з таго боку, адкуль насоўвалася непагадзь. I калі чорныя хмары заклубіліся над намі, вецер узмацніўся і паступова перайшоў у сапраўдны ўраган.

Неўзабаве хвалі расхадзіліся так, што пачалі ўзнімацца вакол нас на вышыню да пяці метраў, а асобныя грабяні з шыпеннем імчаліся на вышыні шасці — васьмі метраў, і калі мы апускаліся паміж дзвюма хвалямі, яны былі на адным узроўні з верхавінай нашай мачты. Усе мы, сагнуўшыся ў тры пагібелі, ледзь трымаліся на палубе, а вецер трос бамбукавую сцяну і свістаў і выў ва ўсіх снасцях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии