Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Мы зрасцілі рулявое вясло, прывязаўшы да яго доўгія кавалкі цяжкага, як жалеза, мангравага дрэва. Эрык і Бенгт паправілі парус, і «Кон-Цікі» зноў горда ўзняў галаву і выпнуў грудзі ў бок Палінезіі, а рулявое вясло танцавала за кармой у хвалях, якія, пасля таго як усталявалася добрае надвор’е, зноў былі лагоднымі і невысокімі. Але кілі ніколі больш не сталі такімі, якімі былі раней; яны не адказвалі на ціск вады з ўсёй сваёй ранейшай сілай, таму што змясціліся і матляліся пад плытом нічым не замацаваныя. Было бескарысна спрабаваць агледзець вяроўкі з боку дна, бо яны зусім зараслі водарасцямі. Абследаваўшы ўсю бамбукавую палубу, мы ўбачылі, што толькі тры з асноўных вяровак былі парваныя; яны ляжалі, скруціўшыся, прыціснутыя да грузу, аб які яны перацерліся. Было відавочна, што бярвенні ўвабралі ў сябе вялікую колькасць вады, але груз зменшыўся, і гэта ўраўнаважвала страту плывучасці. Большая частка правізіі і вады для піцця, а таксама сухіх батарэй нашых радыстаў была ўжо зрасходавана.

Тым не менш пасля апошняга шторму мы былі ўпэўнены, што плыт не распаўзецца і праплыве тую параўнальна невялікую адлегласць, якая аддзяляла нас ад астравоў, што знаходзіліся наперадзе.

Цяпер на першы план станавілася іншая праблема: як наша падарожжа закончыцца?

«Кон-Цікі» будзе няўхільна імкнуцца на захад, пакуль не ўпрэцца носам у берагавыя скалы або ў якую-небудзь іншую нерухомую перашкоду, якая спыніць яго рух. Падарожжа закончыцца толькі тады, калі ўся каманда, цэлая і здаровая, выйдзе на бераг аднаго са шматлікіх палінезійскіх астравоў, што раскінуліся наперадзе.

Калі мінуў апошні шторм, мы зусім не ведалі, куды можа прычаліць плыт. Мы знаходзіліся на аднолькавай адлегласці і ад Маркізскіх астравоў, і ад архіпелага Туамоту, прычым магло здарыцца і так, што мы спакойненька праплывём паміж гэтымі дзвюма групамі астравоў, не ўбачыўшы ні той, ні другой. Бліжэйшы востраў з групы Маркізскіх знаходзіўся за 300 міль на паўночны захад, бліжэйшы востраў архіпелага Туамоту — за 300 міль на паўднёвы захад, а вецер і плынь былі няўстойлівыя, але наогул неслі нас на захад, у шырокія вароты акіяна паміж дзвюма групамі астравоў.

Самым блізкім востравам у паўночна-заходнім напрамку быў той самы Фату-Хіва, маленькі, пакрыты джунглямі гарысты астравок, на якім я калісьці жыў у пабудаванай на беразе хаціне на палях і слухаў вобразныя расказы старога аб гераічным продку — Цікі. Калі б «Кон-Цікі» прычаліў да гэтага ж берага, я сустрэў бы там шмат знаёмых, але наўрад ці самога старога. Ён, напэўна, ужо даўно памёр, цвёрда спадзеючыся спаткацца са сваім продкам Цікі. Калі плыт накіруецца да гэтага ланцуга гарыстых Маркізскіх астравоў, то высадка будзе для нас нялёгкай справай. Астравы гэтай групы ляжаць далёка адзін ад аднаго, і акіян, не сустракаючы ніякіх перашкод, навальваецца на стромкія скалы, так што нам давядзецца быць пільнымі і кіравацца да вусцяў нешматлікіх далін, якія заўсёды заканчваюцца вузкай паласой пляжу.

Калі ж плыт пагоніць да каралавых рыфаў архіпелага Туамоту, то там акіян на многія сотні кіламетраў густа ўсеяны шматлікімі астравамі. Але гэтая група астравоў вядома таксама пад назвай Нізкага, ці Небяспечнага, архіпелага, таму што бярэ сваё паходжанне ад каралаў і складаецца з небяспечных падводных рыфаў і пакрытых пальмамі атолаў, якія ўзвышаюцца ўсяго на два — тры метры над паверхняй вады. Рыфы акружаюць ахоўным кальцом кожны атол і з’яўляюцца сур’ёзнай перашкодай для плавання ва ўсім гэтым раёне. Але хоць атолы Туамоту створаны караламі, а Маркізскія астравы з’яўляюцца рэшткамі патухлых вулканаў, абедзве групы астравоў населены адным і тым жа палінезійскім народам, і каралеўскія сем’і ўсюды лічаць Цікі сваім роданачальнікам.

Яшчэ 3 ліпеня, калі мы знаходзіліся за тысячу міль ад Палінезіі, сама прырода паведаміла нам, — як яна ў свой час паведаміла першабытным перуанскім мараплаўцам, калі яны дасягнулі гэтых мясцін на сваіх плытах, — што дзесьці наперадзе сярод акіяна сапраўды знаходзіцца зямля. Пакуль мы не праплылі добрую тысячу міль ад берагоў Перу, мы час-ад-часу бачылі невялікія чароды фрэгатаў. Прыкладна на 100° заходняй даўжыні яны знікалі. і нам пачалі трапляцца толькі маленькія буравеснікі, якія жывуць у акіяне. Але 3 ліпеня на 125° заходняй даўжыні фрэгаты зноў з’явіліся. Пачынаючы з гэтага дня, мы часта бачылі невялікія чародкі фрэгатаў. Яны ляцелі высока ў небе або праносіліся над грабянямі хваль, хапаючы лятучых рыб, якія выскаквалі ў паветра, ратуючыся ад залатых макрэлей. Паколькі гэтыя птушкі прыляцелі не з Амерыкі, якая была ззаду ў нас, то іх радзіма павінна была знаходзіцца ў другім баку — наперадзе.

16 ліпеня прырода дала нам яшчэ больш пэўнае ўказанне. У гэты дзень мы выцягнулі трохметровую акулу, і яна вырыгнула са свайго жывата вялікую неператраўленую марскую зорку, якую праглынула нядаўна ля берага дзесьці паблізу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии