Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

Мы ўсе кінуліся на палубу, і тое, што мы ўбачылі, прымусіла нас узняць усе нашы флагі. Першым узляцеў на карме нарвежскі флаг, за ім на верхавіне мачты — французскі, паколькі мы набліжаліся да французскай калоніі. Неўзабаве ўся наша калекцыя флагаў развявалася на свежым пасатным ветры — амерыканскі, англійскі, перуанскі і шведскі, не лічачы флага Клуба падарожнікаў. Цяпер ніхто з нас не мог сумнявацца, што «Кон-Цікі» прыбраны як след. На гэты раз месцазнаходжанне вострава было ідэальным — проста па нашаму курсу і крыху далей ад нас, чым Пука-Пука, калі ён паўстаў перад намі на досвітку чатыры дні таму назад. Як толькі сонца паднялося на небе за намі, мы ўбачылі высока ў туманным небе над востравам светла-зялёнае мігценне. Гэта было адлюстраванне ціхай зялёнай лагуны ўнутры кальца з рыфаў. Над некаторымі нізкімі атоламі такія міражы стаяць у паветры на вышыні некалькіх тысяч метраў, і першабытныя мараплаўцы бачылі гэтыя адлюстраванні за шмат дзён да таго, як сам востраў паказваўся на небасхіле.

Прыблізна а дзесятай гадзіне мы ўзяліся за рулявое вясло; цяпер трэба было вырашыць, да якой часткі вострава мы будзем кіраваць.

Мы маглі ўжо распазнаць асобныя верхавіны дрэў і бачылі рады ствалоў, што зіхацелі на сонцы на фоне густога цяністага лісця.

Мы ведалі, што недзе між намі і востравам знаходзяцца небяспечныя падводныя рыфы, якія падпільноўваюць усё, што набліжаецца да прыветлівага з выгляду вострава. Высокія валы зыбу, бесперашкодна набягаючы з усходу, закрываюць гэтыя рыфы; і паколькі вялізныя масы вады на мелкім месцы затрымліваюцца, яны ўзнімаюцца к небу і з грукатам і пенай падаюць уніз, праносячыся над вострымі каралавымі рыфамі. Не адзін карабель трапіў у гэтую пастку — быў зацягнуты на страшэнныя падводныя рыфы архіпелага Туамоту і разбіты ўшчэнт аб каралавыя скалы.

З боку мора мы не заўважалі ніякіх адзнак жахлівай пасткі. Мы плылі ўслед за хвалямі і бачылі толькі выгнутыя зіхатлівыя грабяні, якія адзін за другім анікалі ў напрамку вострава. I рыфы і ўся ўспененая д’ябальская свістапляска над імі былі схаваны ад нас радамі шырокіх грабянёў хваль, што каціліся наперадзе. Але з абодвух канцоў вострава, і з паўночнага і з паўднёвага, дзе берагавая лінія загіналася, мы бачылі, што за некалькі соцень метраў ад зямлі ўвесь акіян меў выгляд белага бурлівага кіпетню, які ўзнімаўся высока ў паветра.

Мы накіравалі свой плыт так, каб апынуцца на рубяжы «кухні ведзьмаў» ля паўднёвага краю вострава, і спадзяваліся, што, трапіўшы туды, мы здолеем плыць уздоўж атола, пакуль не абмінем мыс і не будзем на падветраным баку; ва ўсякім разе, мы разлічвалі, перш чым нас пранясе міма, дасягнуць дастаткова мелкага месца, дзе мы маглі б з дапамогай самаробнага якара спыніцца і, дачакаўшыся змены ветру, апынуцца, такім чынам, пад аховай вострава.

Пад поўдзень мы маглі ўжо распазнаць у бінокль расліннасць вострава — пышныя зялёныя кусты на фоне густога гаю з маладых какосавых пальмаў. На беразе перад лесам на светлым пяску тут і там ляжалі вялікія глыбы каралаў. Ніякіх іншых адзнак жыцця не было, калі не лічыць белых птушак, што луналі над кронамі пальмаў.

У дзве гадзіны мы падплылі да вострава і цяпер рухаліся ўздоўж яго ля самага краю непрыступных рыфаў. Чым бліжэй мы падплывалі, тым усё больш выразна было чуваць, як равуць буруны, разбіваючыся аб рыфы; гук гэты спачатку нагадваў несціханы шум вадаспада, а неўзабаве стаў падобны на грукат бясконцага кур’ерскага поезда, які імчаўся паралельна нам за некалькі соцень метраў ад нашага правага борта. Цяпер мы маглі разгледзець таксама белыя пырскі, што сюд-туд узляталі высока ў паветра за кучаравымі грабянямі хваль збоку ад нас, там, дзе грукатаў «поезд».

Цяжкім рулявым вяслом працавалі двое; яны стаялі за бамбукавай каютай і таму не бачылі, што робіцца наперадзе. Эрык як штурман залез на скрыню, што служыла нам кухняй, і падаваў каманду абодвум рулявым. Наш план заключаўся ў тым, каб трымацца як мага бліжэй, але ў той жа час на дастаткова бяспечнай адлегласці ад грозных рыфаў. З верхавіны мачты мы ўвесь час назіралі, ці не пакажацца ў каралавым кальцы які-небудзь пралом або праход, праз які мы маглі б паспрабаваць праслізнуць. Плынь несла нас цяпер уздоўж рыфа і не выкідвала ніякіх фокусаў. Расхістаныя кілі давалі нам магчымасць рухацца пад вуглом да ветру ў межах 20° у той ці другі бок, а вецер дзьмуў уздоўж рыфа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии