Читаем Падарожжа на «Кон-Цікі» полностью

У той час як Эрык вёў плыт па звілістаму курсу, трымаючыся ад рыфаў на такой адлегласці, каб не магла ўзнікнуць пагроза быць уцягнутым у вір, Герман і я паплылі ў прывязанай на вяроўцы гумавай лодцы. Калі плыт ішоў правым галсам, вяроўка цягнула і нас управа, і мы падплывалі так блізка да грукацеўшых над рыфамі бурунаў, што нам удавалася кінуць позірк на сцяну вады колеру зялёнага шкла, што ўцякала ад нас; калі хвалі, круцячыся вірамі, адкочваліся назад, мы маглі ўбачыць таксама голыя рыфы, якія тырчалі з вады, нагадваючы напаўразбураную барыкаду з іржавай жалезнай руды. Наколькі сягала вока, мы не маглі заўважыць уздоўж берага ніякага праходу. Эрык завіхаўся з парусам, падцягваючы левае палотнішча і аслабляючы правае, а рулявыя з усяе сілы націскалі на вясло, і «Кон-Цікі» зноў змяняў курс і, перавальваючыся, адыходзіў з небяспечнай зоны да наступнага павароту на другі галс.

Мы з Германам сядзелі ў прывязанай да плыта лодачцы, і кожны раз, калі «Кон-Цікі» набліжаўся да рыфаў і зноў аддаляўся ад іх, у нас замірала сэрца, бо лодку адносіла так блізка да рыфаў, што мы пачыналі адчуваць, як рытм хваляў становіцца ўсё больш частым і ўсё больш нервовым і пагрозлівым. I кожны раз мы былі ўпэўнены, што цяпер Эрык занадта захапіўся, што цяпер няма ніякай надзеі вывесці «Кон-Цікі» з паласы бурунаў, якія цягнулі нас да праклятых чырвоных рыфаў. Але кожны раз Эрык спрытным манеўрам паварочваў плыт, і «Кон-Цікі» зноў шчасліва адплываў у бок адкрытага акіяна, аддаляючыся ад здрадніцкіх віроў. Увесь гэты час мы плылі ўздоўж вострава на такой блізкай адлегласці, што бачылі ўсё да самых драбніц на беразе; і гэтая райская прыгажосць была для нас недаступна: дарогу да яе перагароджвалі ўспененыя рыфы.

Прыблізна а трэцяй гадзіне дня пальмавы лес на беразе расступіўся і праз шырокі прасвет мы ўбачылі сінюю люстрана-гладкую лагуну. Але кальцо рыфаў заставалася такім жа суцэльным, як і дагэтуль, і гэтак жа злавесна шчэрыла з пены свае крывава-чырвоныя зубы. Праходу не было, пальмавы лес зноў сцяною стаяў на беразе, а мы ўсё плылі і плылі з ветрам уздоўж вострава. Праз некаторы час пальмавы лес парадзеў, і перад нашымі вачыма адкрылася ўнутраная частка каралавага вострава. Перад намі, нагадваючы вялікае ціхае горнае возера, ляжала цудоўная светлая марская лагуна, акружаная зіхатлівымі пляжамі і какосавымі пальмамі, што злёгку пагойдваліся пад павевамі ветру. Чароўны востраў зялёных пальмаў утварыў шырокае мяккае пясча,нае кальцо вакол гасціннай лагуны, а другое кальцо акружала ўвесь востраў іржава-чырвоным мячом, які ахоўваў «вароты раю».

Увесь дзень мы лавіравалі ўздоўж Ангатау і любаваліся хараством вострава, што знаходзіўся зусім блізка, траха не за дзвярыма нашай каюты. Сонца асвятляла кроны пальмаў, і ўсё на востраве здавалася райскім і радасным. Паколькі нашы манеўры паспелі стаць звыклай справай, Эрык дастаў сваю гітару і, стоячы на палубе ў перуанскім капелюшы з шырокімі палямі, іграў і спяваў сентыментальныя песні Паўднёвага мора, а Бенгт заканчваў на краі палубы ўсе падрыхтаванні да багатага абеду. Мы разбілі стары какосавы арэх, які везлі з Перу, і выпілі за здароўе маладых свежых арэхаў, што звісалі з дрэў на востраве. Уся атмасфера гэтага дня — спакой, што панаваў над лесам светла-зялёных пальмаў, якія глыбока пусцілі карэнні ў зямлю і ззялі ў праменнях сонца, спакой над белымі птушкамі, якія луналі вакол верхавін пальмаў, спакой над люстрана-гладкай лагунай і мяккім пясчаным берагам і шаленства чырвоных рыфаў, кананада і барабанны грукат у паветры — усё гэта рабіла надзвычайнае ўражанне на нас шасцярых, што з’явіліся тут з акіяна. Гэтае ўражанне назаўсёды застанецца ў нашай памяці. Цяпер не было ніякіх сумненняў, што мы дасягнулі другога боку; перад намі быў самы сапраўдны востраў Паўднёвага мора. Прычалім мы да яго ці не — гэта іншая справа, ва ўсякім разе мы даплылі да Палінезіі; неабсяжны прастор акіяна назаўсёды застаўся ў нас ззаду.

Выйшла так, што гэты святочны дзень ля Ангатау быў дзевяноста сёмым днём нашага падарожжа. Як гэта ні дзіўна, але паводле нашых разлікаў у Нью-Йорку якраз дзевяноста сем дзён складалі той мінімальна неабходны тэрмін, за які пры тэарэтычна ідэальных умовах мы маглі дасягнуць бліжэйшых астравоў Палінезіі.

А пятай гадзіне мы мінулі дзве накрытыя пальмавым лісцем хаціны, якія стаялі на беразе сярод дрэў. Ні дыму, ні іншых адзнак жыцця мы не заўважылі.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии