Падение с небес

В последний раз Пунгуш позвал львицу уже в темноте, а затем, сделав широкий круг, оставил ее в сотне ярдов от реки, прекрасно понимая, что из-за раны у нее начался жар и ее мучает жажда.

Марка он нашел по огоньку сигареты.

– Садись, – сказал Марк и протянул ему руку.

Пунгуш спорить не стал. С самого рассвета он бежал почти без остановки и сейчас безропотно запрыгнул на мула за спиной Марка.

Сидя на широкой спине Троянца, они потрусили в сторону дома. Оба всю дорогу хранили молчание, пока не увидели свет лампы в окне.

– Знаешь, Джамела, – сказал Пунгуш, и в голосе его звучало неподдельное, трепетное удивление, – у меня сейчас такое чувство, как в тот день, когда родился мой первый сын. Раньше ведь я и подумать не мог, что человек может чувствовать подобное по отношению к зверю, который убивает и скот, и людей.

Лежа в темноте на широкой кровати рядом с Марион, Марк рассказал ей обо всем, что произошло за этот день. Он старался передать ей охватившее его ощущение свершившегося чуда, совершенного ими подвига. Сообщил ей, что сказал Пунгуш, подыскивал слова, чтобы описать собственные чувства, и говорил долго и сбивчиво, пока наконец не замолчал.

– Очень хорошо, дорогой, я рада за вас. А когда ты теперь поедешь в город? Надо купить занавесочки для кухни. Думаю, в клеточку будет в самый раз, как ты считаешь, дорогой?

Львица родила детенышей в густых зарослях кустарника в одной из узеньких боковых впадин, отходящих от нагорья.

Детенышей оказалось шестеро, и Марк впервые увидел их, когда им исполнилось уже почти три недели. На рассвете, когда львица вела их с берега реки, они с Пунгушем лежали вниз животом на краю скалы, выходящей на долину. Детеныши следовали за ней вразброд, растянувшись на добрую сотню ярдов. Сухожилие на передней лапе львицы срослось неровно и слегка укоротилось, и поступь ее замедлилась, она шла по лощине слегка раскачиваясь, как моряк по палубе. Один детеныш, самый непоседливый, все хотел пососать из ее тяжелых сосков, болтающихся при ходьбе, как маятники. Он то и дело неуклюже подпрыгивал, пытаясь поймать сосок, но чаще всего промахивался и падал, и мать наступала на него задней лапой; один раз попытка все же увенчалась успехом, и он повис, вцепившись в сосок, как толстый коричневый клещ. Львица развернулась, надавала ему затрещин справа и слева, потом принялась вылизывать языком, таким длинным, что он полностью оборачивался вокруг его маленькой головы и бедняга падал на спину.

Другой предпочитал другую игру: припав к земле, он прятался за каким-нибудь пучком травы и, прижимая уши и угрожающе сузив глаза, подстерегал остальных. Когда он выскакивал из засады, братья и сестры совершенно не обращали внимания на его воинственные маневры, и тогда, чтобы скрыть смущение, он отворачивался и принимался тщательно обнюхивать какую-нибудь травинку, словно с самого начала собирался это делать.

Еще трое весело охотились за бабочками с бело-пурпурными крылышками. Те появились совсем недавно и порхали над землей невысоко; львята забавно вставали на задние лапы, а передними молотили воздух, как боксеры, с большим азартом пытаясь поймать насекомое. Но так как малыши не отличались ловкостью, все кончалось тем, что они теряли равновесие и падали на землю пушистым комком непропорционально больших спутанных лап.

А шестой гонялся за хвостами охотников за бабочками. Всякий раз, когда в пылу охоты они начинали хлестать украшенными кисточками хвостиками, он с диким рычанием делал прыжок, и тем приходилось разворачиваться и защищаться от укусов его остреньких как иголки младенческих зубок.

Словом, шествие этого семейства от реки к зарослям кустов представляло собой длинный ряд совершенно непристойных потасовок. Мамаша-львица решила наконец положить этому конец. Она обернулась и раскатисто зарычала – это означало, что она призывает их к порядку и что ослушники будут немедленно наказаны. Львята немедленно бросили свои игры, выстроились в колонну по одному и послушно затрусили вслед за матерью под покров кустарника.

– Хотелось бы знать, сколько там среди них самочек, – прошептал Марк, улыбаясь с довольным видом, словно папаша, который любуется своими детишками.

– Если хочешь, Джамела, я спущусь и загляну каждому под хвост, – с серьезным видом предложил Пунгуш. – Только у меня к тебе просьба: не обижай потом моих вдов.

Марк усмехнулся и первым стал спускаться по обратному склону холма.

Они почти добрались до дерева, к которому Марк привязал Троянца, и тут что-то привлекло его внимание. Он свернул в сторону и, подойдя к небольшой кучке камней, пнул ее ногой. И только тогда понял, что эта куча образовалась естественно и человек здесь ни при чем, а виной всему поверхностные корни дерева сиринга.

Он разочарованно проворчал что-то и отвернулся. Пунгуш испытующе поглядел на него, но ничего не сказал. Он уже сотню раз видел, как Марк проделывает этот странный ритуал, когда на глаза ему попадается какой-нибудь необычный камень или куча камней.