Падение с небес

– Здесь? – спросил Марк. – Я тут ничего не вижу.

Кругом росла короткая густая трава и не наблюдалось никаких признаков пирамидки из камней или могильного холмика.

– Они насобирали возле скалы, вон там, камней и положили их в нору прямо на тело, чтобы гиена не откопала. А сверху накидали земли и заровняли все веткой.

Марк опустился на одно колено и стал внимательно изучать почву.

– Есть! – воскликнул он.

Он обнаружил в земле небольшую вмятину, словно почва немного просела. Марк вынул из ножен охотничий нож и на четырех ближайших деревьях сделал зарубки, чтобы легче было найти это место, а там, где земля просела, выложил небольшую каменную пирамидку.

– Почему ты никому не рассказывал об этом раньше? – спросил он Пунгуша, когда закончил. – Почему не обратился в полицию в Ледибурге?

– Послушай, Джамела, если белые сходят с ума, меня это не касается. К тому же в Ледибург дорога неблизкая. Допустим, приду я в полицейский участок, а там мне скажут: «Постой, кафир, а что ты сам делал там, в долине Бубези, когда видел эти странные вещи?» – Пунгуш покачал головой. – Нет, Джамела, иногда лучше, чтобы человек оставался слеп и глух.

– Скажи мне честно, Пунгуш. Если бы ты снова увидел этих людей, ты бы узнал их?

– Белые все на одно лицо, одни бугры, как у вареной картошки… – Тут Пунгуш спохватился, вспомнив о манерах. – Кроме тебя, конечно, Джамела, ты все-таки не такой урод.

– Спасибо, Пунгуш. Так, значит, ты их не узнал бы?

– Нет, старого лысого и молодого шумного еще мог бы узнать, – сказал зулус, хмуря брови.

– А тихого? – спросил Марк.

– Хо! – Лицо Пунгуша просветлело. – Разве можно забыть, как выглядит леопард? Разве можно забыть лицо убийцы? Лицо этого тихого я сразу вспомню, где бы я ни был.

– Хорошо, – кивнул Марк. – А теперь иди домой, Пунгуш.

Он подождал, когда большая фигура зулуса скроется между деревьями, затем опустился на колени и снял шляпу.

– Ну вот, дед, – сказал он. – Я не очень-то умею… это делать. Но я знаю, что тебе бы понравилось то, что я сейчас скажу.

Голос его хрипел, и ему пришлось громко откашляться, прежде чем он продолжил.

Старший слуга встретил Марка на кухонном дворе.

– Нкози уехал в Текуэни, – сказал он. – Еще две недели назад.

Окна дома в Лайон-Коп были закрыты ставнями, вся мебель забрана белыми чехлами. Слуга накормил Марка завтраком из яичницы с ветчиной. Перекусив, Марк вышел и снова сел на мотоцикл. Путь до побережья был длинен, дорога миля за милей исчезала в клубах пыли за спиной, и у Марка имелось достаточно времени, чтобы подумать.

Через несколько часов после того, как нашлась могила деда, Марк покинул Чакас-Гейт: инстинкт погнал его к единственному человеку, который мог бы дать ему совет и протянуть руку помощи.

Он хотел, чтобы Марион ехала с ним хотя бы до Ледибурга, где она могла бы остановиться у сестры. Но бросить дом и огород жена наотрез отказалась. Когда же Марк узнал, что в его отсутствие Пунгуш решил ночевать в пристройке для инструментов за конюшней и охранять хозяйство, он успокоился.

Марк перешел речку вброд и полез вверх по склону, туда, где начиналась грунтовая дорога, рядом с которой стоял крытый тростником навес, где он ставил мотоцикл.

В темноте он ехал медленно, то и дело подпрыгивая на ухабах, и до Лайон-Коп добрался только на рассвете. А там узнал, что Шон Кортни переехал жить в Дурбан.

В ворота Эмойени он въехал уже к вечеру, и у него возникло чувство, словно он снова вернулся домой.

Руфь Кортни он нашел в саду; она срезала розы. Увидев его, она уронила корзинку с розами и, приподняв юбку чуть ли не до колен, бегом бросилась ему навстречу. Широкополая соломенная шляпа слетела с ее головы и держалась на ленточке, охватившей шею, а ее непринужденный, радостный смех звенел, как у совсем юной девушки.

– О Марк, мы все так соскучились по вас! – воскликнула она. И, по-матерински обняв его, расцеловала в обе щеки. – Как же вы загорели, как окрепли и отлично поправились!

Она отстранила его, с шутливым восхищением пощупала ему бицепсы и снова обняла.

– Генерал будет счастлив увидеть вас.

Она взяла его под руку и повела к дому.

– В последнее время он был нездоров, но встреча с вами станет для него как лекарство.

Услышав эту новость, Марк невольно остановился в дверях; у него пересохло во рту.

Генерал Кортни сильно сдал. Он сидел у окна в эркере спальни. На нем был халат в клетку, ноги закутаны в мохеровый плед. На столике рядом лежала пачка папок и докладов, парламентская документация и куча писем – словом, все необходимые для работы бумаги, которые Марк так хорошо помнил; но генерал сейчас спал, и очки в металлической оправе съехали ему на кончик носа. Он тихонько похрапывал, при каждом вдохе губы слегка трепетали. Он так похудел и осунулся, что на лице резко выступили скулы и надбровные дуги. Глаза, под которыми образовались фиолетовые мешки, глубоко ввалились, кожа приобрела серый безжизненный оттенок.