Читаем Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов полностью

По Эткинду, уловка безнравственная. Что он и акцентировал, вновь обращаясь лично к Бочарову: «Можно ли выбрасывать фразы о Ленине в романе „Жизнь и судьба“? Можно ли, рассуждая о романе Гроссмана, не упоминать о дальнейшем развитии его исторической философии и его последней повести, представляющей собой итог размышлений Гроссмана, его писательское завещание. Разве это не фальсификация?».

Эткинд не оспорил предложенное Бочаровым сопоставление толстовского романа «Война и мир» с гроссмановским. Подчеркнул: «Справедливое и мужественное утверждение!».

В целом же оценка послесловий к роману была негативной. Что и подчеркивалось в финальном абзаце: «Но можно ли, понимая значение этой книги, унижать себя мелочными и, в сущности, постыдными цензурными изъятиями?».

Эткинд декларировал принципиальное неприятие, скажем так, советских правил игры. Бочаров же их соблюдал. Потому что его задача — публикация арестованного романа на родине автора. А решалась она только при условии соблюдения цензурных установок. Да и торопиться следовало. Весьма популярна была тогда поговорка еще «оттепельной» эпохи: «Спеши, покуда калитка не закрылась».

Если судить по опубликованным свидетельствам критически настроенных современников, многие допускали, что «калитка» может «закрыться». В любой момент и — без каких-либо объяснений. Был уже такой опыт.

Скандальные улики

Как известно, прогнозы умудренных опытом пессимистов не сбывались. Цензурная «калитка» открывалась все шире.

Главреда «Октября» поздравляли с победой, он давал интервью газетам и радиостанциям, но все-таки приходилось учитывать влияние эмигрантской прессы. Ее уже читали многие: распространение «тамиздата» более не каралось, хоть еще и не разрешалось официально.

Упреки Эткинда в адрес Бочарова особой роли не играли. Иное дело — сведения о необозначенных

купюрах в журнальной публикации.

Редакция «Октября» попыталась избежать обвинений в произволе и обмане. Так, раздел «Отклики» сентябрьского номера за 1988 год содержит адресованное главреду письмо о пропусках в публикации гроссмановского романа и соответственно редакционный ответ[169].

Читательское обращение предварял редакционный врез. Краткий: «Среди многочисленных откликов на роман В. Гроссмана „Жизнь и судьба“ редакция получила письмо москвича Виктора Корецкого…»

Далее — сам документ. Приводим его полностью:

«Глубокоуважаемый Анатолий Андреевич!

Большое Вам спасибо за то, что Вы решились на публикацию романа В. Гроссмана „Жизнь и судьба“.

В третьем номере журнала я обнаружил в конце второй части романа выпадение небольшой, но очень важной для романа и архиважной для нашего общества сегодня главки.

Может быть, в доставшейся редакции рукописи эта главка отсутствовала? Ведь необыкновенная судьба рукописи допускает изъятие особенно разоблачительных для застойной бюрократии мест?

Я готов предоставить в распоряжение редакции „Октября“ имеющийся у меня текст недостающей главки. Его, мне кажется, можно опубликовать вместе с послесловием к роману.

С уважением,

Виктор Корецкий».

Об авторе письма редакция сообщила только, что он — «москвич». Подчеркнем: других сведений нет. Однако в столице было немало Корецких, даже и Викторов. Потому выявить, кто из них обратился к Ананьеву — задача для терпеливых. Если б кто попытался тогда. Ныне она и вовсе неразрешима.

Судя по опубликованному письму, автор располагал какими-то гроссмановскими материалами: обнаружить «выпадение» можно, лишь сравнивая источники. Первый — журнальная публикация. А второй не указан, и это странно.

Предположим, таков произвол автора. Однако еще более странны выдвинутые им гипотезы — относительно причин «выпадения». Из них следует, что сам Гроссман или же прежний владелец «доставшейся редакции рукописи» мог счесть «допустимым» удаление «особо разоблачительных для застойной бюрократии мест».

Гипотезы предложены в форме вопросов. Но — риторических: автор, не дожидаясь ответа, заявил о готовности передать редакции «текст недостающей главки».

Тут опять загадки. Непонятно, во-первых, почему автор письма готов предоставить лишь «текст недостающий главки», а не весь источник, благодаря которому «выпадение» обнаружил. Во-вторых, не объяснено, на каком основании надлежит считать такой материал достоверным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия