– Понимаете, – сказал он, заливаясь до ушей краской, – я как раз хотел вам сказать одну вещь.
– Раздевайтесь-раздевайтесь, – доктор бросил стетоскоп в саквояж.
– Да нет, я не об этом...
– А я как раз об этом.
– Нет, вы не поняли...
– Снимайте рубашку, потом.
– Да я как раз хотел сказать, – искатель приключений намертво вцепился в воротник, – у нас пятнадцать баксов!
Он полез в карман жилета.
– Хватит только на него, а ему нужнее!
– Почему пятнадцать, вы с ума сошли. Я... э-э... беру за прием пять.
– Но ведь мы еще за прошлый раз должны!
– Не морочьте мне голову, молодой человек! Что за оперетта. Потом... э-э... Потом отдадите.
Хорошие новости были такими: никакого сифилиса ни у одного, ни у второго нет. Сыпь была от того, что М.Р. Маллоу слишком сильно любил апельсины. Плохие: у него воспаление легких.
Доктор написал что-то на бумажке и захлопнул саквояж.
– Здесь все разрушено. Езжайте в Сан-Хосе, 751, Авеню Южная Баском! – перебил он, отдавая бумажку Джейку. – За час доедете наверняка. Поезжайте, черт вас возьми!
И выбрался из фургона.
– Я заплачу! – крикнул вслед Д.Э. – Честное слово!
Доктор Браун, не оборачиваясь, кивнул: понял, мол. Джейк поправил компаньону свернутую куртку под головой, укрыл и вколчил на козлы.
– Сколько времени он здесь пробудет?
В пустом больничном коридоре собственный голос звучал слишком громко и слишком робко.
Медицинская сестра пожала плечами, укрытыми форменной пелериной.
– Недель шесть.
– А... а сколько здесь стоит?
Голос сестры звучал мягко, спокойно. Таким же точно – мягким, спокойным, было ее белощекое лицо.
– Два доллара сутки.
Утреннее солнце украсило больничные стены рваными колышущимися тенями.
– Что-нибудь еще? – поинтересовалась сестра.
Джейк покачал головой.
– Нет. Ничего. Спасибо.
М.Р. Маллоу, худой, бледный, только глаза да кудри остались, пытался читать газету, лежа на койке. Доктор сказал, что «состояние удовлетворительно» еще четыре дня назад, и М.Р. уже начал набивать на градуснике температуру, но как раз сегодня утром был пойман за этим занятием, признан здоровым совершенно и надеялся на две вещи: что каким-нибудь чудом появится компаньон, или что некто М.Р. Маллоу рискнет смотаться в неизвестном направлении прямо в больничной рубахе, без вещей.
– Ничего себе! – воскликнул он, и вернул газету соседу, который флегматично протянул руку. – Я тут чуть не рехнулся, и тут входит он, весь в белом!
– Ну ладно, ладно, – сказал Джейк, который, точно, был почему-то в белой рубашке с распахнутым воротом, таких же отутюженных, хоть и уже порядочно помятых, брюках, и парусиновых туфлях на каучуковой подошве. – Там сейчас твою одежду принесут. Ты это, побыстрее только.
– А деньги? – нервно спросил Дюк.
Д.Э. стоял с руками в карманах белых брюк.
– Заплачено.
Дюк открыл рот, но тут няня принесла его тряпки, саквояж, сняла со спинки кровати температурный листок, кивнула и ушла.
Катафалк пылил по бульвару Аламида, вдоль пустых рельсов конки.
– Хоть бы разик зашел, – обиженно бубнил Дюк.
– Старик, честное слово! Сначала было далеко, два дня пути до тебя, как бы я вернулся, потом стало еще дальше, а по-другому было никак нельзя, потому что...
– Ну, так рассказывай, молодой головорез, что ты там опять натворил! – перебил его компаньон.
– Да ничего я не натворил, – пробормотал Д.Э.
«Шляпы на нем не было тоже», - пробормотал Д.Э. и поправил новую светлую шляпу.
– Чем же ты тогда занимался?
– А, – небрежно ответил Джейк, – повезло в покер.
– В жизни не видел, чтобы ты играл в покер.
– Ну да, – кивнул компаньон. – Новичкам везет.
Возникла некоторая пауза. Впереди показалась вывеска бара. Дюк поскреб переносицу.
– А скажи-ка, дорогой компаньон, – прищурился он, – остались у тебя еще какие-нибудь деньги?
– Ох, Боже мой, наконец-то! – М.Р. откинулся на спинку стула и потихоньку одернул жилет, чтобы спрятать отставший ремень брюк. – С этими их больничными кашками чуть с голоду не умер.
Его совершенно не смущал ни гам, который стоял в баре от играющих в карты посетителей, которых, хотя было едва три, уже трудно было назвать трезвыми, ни отсутствие скатерти, ни сомнительная чистота помещения, в котором только, что не бегали бактерии со шпица размером – вообще ничего.
– А мне, – Д.Э. вспомнил, как в больнице мимо него везли тележку с горячим обедом, – показалось, что вполне неплохо вас там кормили...
– Ну, не то, чтобы плохо, – согласился Дюк. – Но просто, понимаешь, что ни возьмешь, все примерно одинакового вкуса: котлета вкуса больницы, картошка вкуса больницы... соус вон вообще вкуса приемного покоя, а компот – процедурной комнаты.
Компаньона передернуло.
– Эй! – он обернулся к стойке. – Принесите два бифштекса, поджаренный хлеб с чесноком и пирожное!
– А пить что будете? – гаркнул от стойки бармен.
– Какао! – тоже гаркнул Дюк.
В баре наступила тишина.
– Нет, ну а что? – Дюк хлопнул ресницами, оглядывая обернувшихся посетителей. – Могу же я хотеть какао?
– Какао вкуса какао, – прибавил он себе под нос, – а не карболки и не тряпки, которой моют пол.