Письма, 1926-1969

Есть некоторые мелочи, с которыми я не согласна. Меня обрадовало, тронуло, польстило Ваше замечание о наших беседах, в котором Вы процитировали меня⁴ в роли оппонента – но я не очень доверяю упоминаниям о личных отношениях. Это в первую очередь касается Августина⁵, которого Вы выставляете в столь невыгодном свете лишь потому, что столько о нем знаете. Чем обязаны лишь ему самому. Прочитав дошедшие до нас не самые удачные стихотворные строки Платона

⁶, я начала сомневаться, что Вы обошлись бы с ним иначе, если бы мы знали о нем чуть больше. Здесь, на мой взгляд, Вы так же отталкиваетесь от Канта, Вы все время помните о нем. Но, как мне кажется, Кант приравнивает богатейший мировой опыт к заурядному опыту жизни. Дело не в его личной судьбе, ведь он хорошо знал мир, несмотря на то что никогда не покидал Кенигсберг. Но великая сила воображения и фантазия, достойные поэта, подвели его в том, что касалось настоящей жизни. Но Ваше изображение Августина – еще один выдающийся фрагмент книги, к которому совершенно не относится это, на мой взгляд, несправедливое суждение. Так что это не имеет значения. Можно сказать: самого факта суждения уже достаточно. Несправедливые суждения освежают в отличие от поддельного александринского почтения. Книга наполнена невероятным духом свободы. И это относится не только к свободе и смелости суждений, но и к изложению вопросов и проблем.

Когда пришла книга, я как раз перечитывала Вашего «Декарта»⁷. И поскольку я впервые внимательно прочитала самого Декарта совсем недавно, только теперь мне удалось по достоинству оценить великолепие этой небольшой книжки. Не собираетесь ли Вы включить этот текст в его нынешнем виде в какой-нибудь сборник? И что будет с книгой о Шеллинге? Декарт был нужен мне для чикагской книги. Прямо сейчас с большим интересом читаю «Критику способности суждения». Именно в ней, а не в «Критике практического разума» скрыта истинная политическая философия Канта. Похвала заклейменному «здравому смыслу», феномен вкуса как основа способности суждения – вероятно, вполне реальная для любой аристократии, – «широкий образ мысли» как неотъемлемая часть суждения, позволяющий представить себя на чьем угодно месте. Требование сообщимости. Таков социальный опыт юного Канта, снова оживленный им в более преклонном возрасте. Мне всегда нравилась эта работа больше других «Критик», но никогда она не отзывалась во мне так, как сейчас, когда я возвращаюсь к ней после Вашей главы о Канте.

Мне страшно любопытно, что Вы успели сделать с «Атомной бомбой». Меня одолевают вопросы и возражения, которые я пока не решаюсь высказывать, поскольку Вы еще продолжаете работу над текстом. В предисловии есть одна фраза, которую легко пропустить. Надеюсь, она будет напечатана на самом видном месте жирным шрифтом: «Об этом невозможно забыть»⁸

. Это крайне важно, хотя и крайне непросто в условиях общемирового процветания. Нас поражают последние новости из России, Маленков⁹ придерживается мнения, что опасность атомной войны – опасность, угрожающая всему миру, а Хрущев говорит, что опасность угрожает лишь капиталистическим государствам. На это почти никто не обратил внимания, хотя это крайне важно. Я как раз собираюсь написать вводную теоретическую статью для одного американского журнала, устроившего симпозиум, посвященный русскому вопросу¹⁰. И я очень рада, что смогу выразить то, чего избегала на протяжении нескольких лет. Теперь мы точно знаем, куда ведет этот путь, и нам известно достаточно много, чтобы рискнуть и высказать собственное суждение. Ничего хорошего.

Лето за городом затянулось и было прекрасно. Мы уехали из Нью-Йорка уже в конце июня. Завтра чудеса заканчиваются. Генрих хотел навестить друзей неподалеку от Нью-Йорка и потому уже уехал. Он передает сердечнейший привет. Он сразу хочет использовать «Философов» на занятиях и вообще-то собирался написать Вам сразу по прочтении книги, чего, разумеется, не сделал. Я, как всегда, опечалена, что приходится уезжать. Чтобы мне было чуть легче, непредсказуемый климат решил объявить начало ледникового периода. Вдруг сильно похолодало, как бывает здесь лишь в октябре.

Передайте, пожалуйста, привет Вашей жене. Я так часто с любовью и нежностью вспоминаю о ней. Кажется, я оставила ее последнее письмо¹¹ о Бобе Обуссье без ответа. Я получила его в последние дни работы над чикагской книгой, когда была занята привычными досадными техническими заботами. Но я помню, что хотела прояснить одно недоразумение. В Aufbau

, из которого я узнала о смерти, ничего не говорилось о гомосексуальности. Либо я это выдумала, либо предположила, либо сама пришла к такому вывод, опираясь на какие-то детали.

Читаете ли Вы лекции осенью? Семинары? Как прошло лето? Меня успел навестить еще один из сыновей Вальца. Теперь они все приезжают ко мне по очереди, но нас это не беспокоит. Передайте сердечный привет Лотте Вальц, когда увидите ее.

Всего самого, самого лучшего вам обоим и сообщите, что скажут критики о «Великих философах», как книгу примут в Германии и т. д.

Как всегда сердечно