Письма, 1926-1969

Ваша статья¹ – большое спасибо! – я прочитал ее с большим интересом. Она буквально блистательна, об этом не стоит и говорить. Прекрасно, что Вы коснулись «событий» в Венгрии, и то, как Вы о них пишете. Я отреагировал на нее потому, что несколько недель назад написал предисловие²

к собранию документов Ласки (немецкое издание). Ваше мнение на этот счет нравится мне гораздо больше того, что я написал сам. Но наши основные взгляды совпадают. Вы гостили у нас, когда все это началось. Наши реакции были показательны для каждого из нас: Вы ликовали, Гертруда была подавлена, потому что дело было обречено на провал, и она думала лишь о страданиях, которые ожидали венгров (точно так же она реагировала и 20 июля 1944 г.³: «нельзя решаться на подобное, если не уверен в успехе», потому что думала только о последствиях – преследованиях и убийствах), а я был поражен, потому что произошло то, что казалось мне невероятным, был полон надежды, что все может получиться, но не испытывал «душевного тепла», которое в разных – но дополняющих друг друга – формах испытывали Вы. Или память меня подводит? В Вашем сочинении мне понравилось, что Вы придерживаетесь своего решающего тезиса не из субъективного упорства, но потому что он соответствует истине: принцип тотальной власти вынуждает каждого, кто подчинен этой власти, совершать соответствующие ему поступки. Если он соглашается их совершать, как сейчас это делает Хрущев, – инстинктивно или осознанно – он добивается превосходства, потому что через него устанавливается властный принцип. Вы задаетесь вопросом, где скрыт источник власти в отсутствие полиции или армии? И предлагаете удивительный ответ: изобретение всеобщей слежки среди «товарищей», под ужасающим руководством жесточайшей партийной идеологии. Я пока не разобрался до конца, но вижу, что загадка в том, откуда возникает подлинная власть, способная управлять целой машиной. Ваш взгляд весьма убедителен: может произойти все что угодно, в том числе и внезапная и драматичная катастрофа. Может ли обнаруженный в Вашей выдающейся работе и подробно рассмотренный во всей последовательности тоталитарный принцип функционировать в отсутствие диктатора (или в условиях, когда возможна его замена) и без диктатуры коллектива, который непрерывно сокращается и расширяется? Прежние политические методы (Маккиавелли) применимы в настоящее время, в том числе и в России, но, если Вы правы, находятся скорее в подчиненном положении. Это таинственный процесс, словно принцип живет сам по себе и все, в том числе и диктаторы, превращаются в его пустых функционеров. Я согласен с Вашим неприятием привычных социологических аспектов («Новый класс» Джиласа⁴

), потому что их значение изменилось. Конечно, справедливо и то, что правительственный аппарат в России играет роль самодостаточной власти, но Вы постоянно указываете на это таким образом, что все кажется совершенно не таким, как представляют традиционные формы социологии. Я далек от понимания, хотя и убежден, что Вы открываете поистине новую действительность. О некоторых моментах (например, лжи, в которой путаются тоталитарные правители) рассуждают многие, но в Вашей работе эти идеи принимают совершенно новую форму. И напоследок, меня восхищает, как Вы не демонизируете, но и не рассеиваете с разумной ясностью эту тайну, но подходите к ней путем рациональности и факта – и в итоге предполагаете возможность взрыва, который способен уничтожить человечество, или растворение в пустоте, которое откроет ему новые пути. Мне кажется, Ваше эссе менее догматично, чем книга (в которой Вы то и дело, вероятно, касаетесь границ догмы). Я бы хотел узнать подробнее о некоторых деталях: например, о разнице между массовыми репрессиями в Китае и России (в Китае «всего» 15 миллионов из 600). Тезис Сталина⁵ о том, что Китай не занимался коллективизацией крестьянства, разумеется, ложен. В Китае «принцип» принял совершенно иную форму – это ясно. Мао⁶

, который, очевидно, прекрасно образован, сочиняет стихи (в немецких переводах они очень впечатляют), наполняет новым содержанием древние китайские традиционные формы (знаменитый «Великий поход» – на самолете над всей территорией огромной империи), словно ведет дискуссию с великими императорами прошлых эпох. Но, кажется, пример Мао – исключение, а не правило. Ваш «принцип» и здесь проявляется в полной мере. Но хватит об этом…

Вам кажется, что я Вас переоцениваю – это была лишь фигура речи, за которую я сразу приношу извинения. Никто не знает.

Я был счастлив, когда прочитал Ваше «личное» замечание по поводу моей роли в Вашей жизни, о которой Вы упоминали и прежде. Явлен ли и здесь – разумеется, в ином смысле – «принцип»? В сфере личного сильнее, чем в сфере индивидуального, частного? Принцип, которому мы служим или благодаря которому мы существуем не в форме аппаратных функций, но как воплощение того, что мы вслед за Кантом именуем разумом? Разумом, который позволяет нам сохранять историческую материальность?

Сердечный привет от Гертруды

И Вашего Карла Ясперса