Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

Из гроба древности тебе привет,Тебе сей глас, глас неокреплый, юный;Тебе звучат, наш камертон-поэт,На лад твоих настроенные струны.Простишь меня великодушно в том,Когда твой слух взыскательный и нежныйЯ оскорблю неслаженным стихомИль рифмою нестройной и мятежной;Но, может быть, порадуешь себяВ моем стихе своим же ты успехом,Что в древний Рим отозвалась твояГармония, хотя и слабым эхом.Из Рима мой к тебе несется стих,Весь трепетный, но полный чувством тайным,Пророчеством, невнятным для других,Но для тебя не темным, не случайным.Здесь, как в гробу, грядущее видней;Здесь и слепец дерзает быть пророком;Здесь мысль, полна предания, смелейПотьмы веков пронзает орлим оком;Здесь Дантов стих всю землю исходилОт дна земли до горнего эфира;Здесь Анжело, зря день последний мира,Пророчественной кистью гробы вскрыл.Здесь, расшатавшись от изнеможенья,В развалины распался древний мир,И на обломках начат новый пир,Блистательный, во здравье просвещенья,Куда чредой все племена земли,Избранники, сосуды принесли;Куда и мы приходим, с честью равной,

Последние, как древле Рим пришел,Да скажем в пре решительный глагол,Да поднесем и свой сосуд заздравный!Здесь двух миров и гроб и колыбель,Здесь нового святое зарожденье;Предчувствием объемлю я отсельВеликое отчизны назначенье!Когда, крылат мечтою дивной сей,Мой быстрый дух родную Русь объемлетИ ей отсель прилежным слухом внемлет,Он слышит там: со плесками морей,Внутри ее просторно заключенных,И с воем рек, лесов благословенныхГремит язык, созвучно вторя им,От белых льдов до вод, биющих в Крым,Из свежих уст могучего народа,Весь звуками богатый, как природа;Душа кипит!.. Когда же вспомяну,Что сей язык на пиршестве готовомПризван решить последним, полным словомСвященнейшую разума войну,—Да мир смирит безумную тревогу,Да царствует закон и правота, —Какой тогда хвалой гремлю я богу,Что сей язык вложил он мне в уста.Но чьи из всех родимых звуков мнеТеснятся в грудь неотразимой силой?Всё русское звучит в их глубине,Надежды все и слава Руси милой,Что с детских лет втвердилося в слова,Что сердце жмет и будит вздох заочный,—

Твои, певец! избранник божества,Любовию народа полномочный!Ты русских дум на все лады орган!Помазанный Державиным-предтечей,Наш депутат на европейском вече,Ты — колокол во славу россиян!Кому ж, певец, коль не тебе, откроюВопрос, в уме раздавшийся моемИ тщетно в нем гремящий без покою:Что сделалось с российским языком,Что он творит безумные проказы!Тебе странна, быть может, речь моя;Но краткие его разве́рнем фазы —И ты поймешь, к чему стремлюся я.Сей богатырь, сей Муромец Илья,Баюканный на льдах под вихрем мразным,Во тьме веков сидевший сиднем праздным,Стал на ноги уменьем рыбаряИ начал песнь от бога и царя.Воскормленный средь северного хладаРодной зимы и льдистых Альп певцом,Окреп совсем и стал богатырем,И с ним гремел под бурю водопада.Но, отгремев, он плавно речь повелИ чистыми Карамзина устамиНам исповедь народную прочел,И речь неслась широкими волнами —Что далее — то глубже и светлей;Как в зеркале, вся Русь гляделась в ней;И в океан лишь только превратилась,Как Нил в песках, внезапная сокрылась,

Сокровища с собою унесла,И тайного никто не сметил хода…И что ж теперь? — вдруг лужею всплылаВ «Истории не русского народа».Меж тем когда из уст КарамзинаМинувшее рекою очище́ннойТекло в народ, священная войнаЗвала язык на подвиг современный.С Жуковским он, на отческих стенахРазвив с Кремля воинственное знамя,Вещал за Русь: пылали в тех речахИ дух Москвы, и жертвенное пламя!Со славой он родную славу пел,И мира звук в ответ мечу гремел.Теперь кому ж, коль не тебе, по правуГрядущую вручит он славу?Что ж ныне стал наш мощный богатырь?Он, галльскою диетою замучен,Весь испитой, стал бледен, вял и скучен,И прихотлив, как лакомый визирьИль сибарит, на ложе почивавший,Недужные стенанья издававший,Когда под ним сминался лепесток.Так наш язык: от слова ль праздный слогЧуть отогнешь, небережно ли вынешь,Теснее ль в речь мысль новую водвинешь, —Уж болен он, не вынесет, кряхтит,И мысль на нем как груз какой лежит!Лишь песенки ему да брани милы;Лишь только б ум был тихо усыпленПод рифменный, отборный пустозвон.

Что, если б встал Державин из могилы,Какую б он наслал ему грозу!На то ли он его взлелеял силы,Чтоб превратить в ленивого мурзу?Иль чтоб ругал заезжий иностранец,Какой-нибудь писатель-самозванец.Святую Русь российским языкомИ нас бранил, и нашим же пером?Недужного иные врачевали,Но тайного состава не узнали;Тянули из его расслабших недрЗазубренный спондеем гекзаме́тр[69],Но он охрип…                     И кто ж его оправит?Кто от одра болящего восставит?..Тебе открыт природный в нем состав,Тебе знаком и звук его и нрав,Врачуй его: под хладным русским ФебомКорми его почаще черным хлебом,От суетных печалей отучиИ русскими в нем чувствами звучи.Да призови в сотрудники поэтаНа важные Иракловы дела,Кого судьба, в знак доброго привета,По языку недаром назвала;Чтоб богатырь стряхнул свой сон глубокой,Дал звук густой, и сильный, и широкой,Чтоб славою отчизны прогудел,Как колокол, из меди лит рифейской,Чтоб перешел за свой родной пределИ понят был на вече европейском.Июль 1830 Рим