Поэзия социалистических стран Европы

Он караулил танк у шоссе, он напевал негромкои держал в руке букет георгин багровых.Он блаженствовал, не зная, что ему делать с избытком счастья,которое было так непривычно, так непонятно.Он вздрогнул, увидев девушку, шедшую мимо,и ей протянул цветы, но она не взяла их,и тогда он смущенно цветы свои сунул в жерло орудья.Как растерянный бог Унынья, смотрел он грустнокуда-то в сторону склада боеприпасов,

спасенья ища в этом взгляде своем отрешенном.Возможно, что он припомнил свой край родимый,где сейчас сотрясался лес от любви оленьей,или вспомнил дом свой с мебелью грубоватойи пирог, который славно бы сейчас отведать,или вспомнил мать, которая, надо думать,сейчас охраняет улья его лесные… Я не знаю… Но тут заметил он вдруг старушку,которая шла по дороге неторопливо,

и вытащил он из пушки букет помятыйи старой женщине подал его с поклоном,а та приняла георгины, не удивившись,и тоже ему поклонилась весьма учтиво… С тех пор их обоих часто я вспоминаю —как молчат они оба, растерянные немного,и низким поклоном кланяются друг другу.

В мае 1945

Перевод Б. Слуцкого

О героях нашей майской революции рассказывают немало,орошая утрированными слезами козлиную шерсть мифологии.Но вот что я слышал сам:старик, обуянный справедливым гневоми до зубов вооруженный,вечером третьего дняушел из чужого квартала, где он сражался,чтобы доползти домойи показаться жене, детям, соседям.

Уносить оружие запрещалось.Остановленный караулом, он признался в своих намерениях.— Можешь идти, — ему сказали, — но ружье и гранаты оставь на месте… Старик топтался по визгу битого стекла и колебался.Так колеблется простое человеческое чувство,обуреваемое честолюбием и врожденным благородством.Чуть погодя он сказал: — Если так, я остаюсь!

Тебе, Красная Армия!

Перевод Б. Слуцкого