Мы ехали в поезде. Мы плыли на барже,И народу там было — ну просто не продохнуть.А когда мы приехали, нас отправили мыться —по-моему, на завод, — я увидел трубу,И мама нагнулась и взяла меня на руки, и я разглядел впереди пароходИ дым из трубы. И дым из трубы.Мама несла меня мыться и говорила:«Не бойся», а я и не думал бояться —Я просто устал. И Одессы не стало,А только вода — холодная-прехолодная.Там сверху вода — как дождик, но теплая.Я пригрелся у мамы на руках и уснул,А вода подступала все ближе и ближе.Я помылся, и мама меня обняла,И мне вдруг почудилось, что запахло сеном, —А это ты умер. А это ты умер.
Повседневность жизни (как скажет женщина,Почитающая тысячу дел за одно,А тебя — лишь подсобным способом способаСделать все ее дела — заодно, —«Раз уж ты взялся…») однажды окажетсяЖивою водой из глубинных источниковМира, — ты трудишься, обливаешься потом,Каторжно понукаешь изработавшийся насосЖизни, тебе вспоминается белка,Бегущая в скрипучем колесе никуда…Но вот, совсем обессилев, ты чувствуешьЖивотворно чистые, восхитительно ледяныеКапли влаги на растрескавшихся губах —И пьешь чудесную повседневность жизни.