Я, встав средь стад своих,Молчал, как посох мой.Брал конькобежцев ройПодъемы льдов морских.Я долго шел, как свет,Пока по их следамНе вышел на толпу,Дышавшую с трудом.Я плыл сквозь строй, как лучВ родных полях сквозь рожь.Их страсть сплела, телаСковала спешки дрожь.На север, в мир ночейПо льдинам нас несло;Сверкало пестрых глазМильонное число.Ко мне из бездны звездТень образа всплыла —Упорство, прочность, властьИскристого стекла.Как долго мы питали страсть!В каких объятьях длили путь!В зеркальном ледяном шатре —Великолепно нежность пить!Но волею мужскойЯ приказал: «Вот здесь!Мы спасемся от вечного льда,От ночей, поглощающих высь».Ослепительным полчищем, ревомЛьдов, блиставших во мраке суровом,В прах развеялись наши победы,С вихрем рухнули в черную клеть,В бездну, где оглушенная плотьПозабыла о замысле уст.Конькобежцы мерцали, как чайки,Долго длился их медленный спуск.
Царапая когтями лед наскальный,Скользит, седой, суровый, невесомый,Он так естественно и так непостижимо,Как бестелесные кристаллы облаков,Плывущих под его отсутствующим взором, —Так леопард следит за караваном.Быки под чайными тюками тяжко стонут,Пить, только пить, все только пить хотят,Контужен каждый жаждой и вселенной,Их муки — пища для его остывшей жизни,Для леопарда, он их видит в бездне,На дне которой где-то лужица воды,А путь — сквозь лед, сквозь ветер и сквозь ночь.В песках бесчувственных растянут караван,Как нить предсмертных, пересохших капилляров, —Он так медлителен, что кажется недвижнымДля глаза, менее упорного, чем наш…Средь каменных бездушных лабиринтовКрошится лед, струится бычий пар,В прижизненном дыханье —Обмен последней тишины на шепот смерти.Весь ужас чувствуют быки, не понимаяЕго неотвратимости незримой,И жадно ждут, чтоб за порогом жизниИх кровь разбрызгалась в тумане, где таитсяМатематическая неизбежность зверя.Крадется и мурлычет леопард,Качая шестифутовым хвостом;Он словно спит, он словно спит при этом;Холодный, вечно беглый, невредимый —Вот все, что знает он, и весь он в этом,И весь он в этом: сердце бессердечности.