Шоколадный крем воскрешает в памятиЛакомый арахисный марципан и маминоПолузабытое запрещение лакомитьсяКупленным для стряпни ванильным сиропом.Ложечка шоколадного крема… Как странно —В старости все помогает отправитьсяПо речке жизни к ее истокам.Я смотрю, как белки ссорятся у кормушки,Слушаю, как потешно копирует пересмешникВорчанье ручного бурундука под крыльцом…Не так ли старость копирует детство?Но, вернувшись в Лос-Анжелес, ты не найдешьЛос-Анжелеса: Солнечная Страна, Калифорния,Подернута дымным туманом, как фабрика…Да и что ты сможешь увидеть сквозь слезы?Апельсиновые рощи сведены. Мой лукИ колчан со стрелами давно потерялись,Мой нож, когда-то воткнутый в эвкалипт,Затянут плотной древесной плотью,Эвкалипт пошел на дрова, а с нимИ нож, и наш детский шалаш в ветвях, —Все развеялось горьковатым дымом.Двадцать лет спустя, тридцать пять лет спустяХочется жить не меньше, чем в детстве,Тем более что лихой д’Артаньян — твой сверстник…Только вот поверить-то в это нельзя.Ну а все же я говорю себе, старику:«Верую. Помоги моему неверию».Верую — обвенчанный с бабочкой птеродактильВоскрес в той скрытой от взрослых стране,Между Невадой, Аризоной и Калифорнией,Где живут суровью предки индейцев,Где безумная девочка с золотыми глазами,Огромными и пустыми, была принцессой,Как она мне сказала… Сумасшедшая девочка, —Я вез ее с ее матерью на машинеИз Вэйкросской тюрьмы в больницу Дайтоны,И, если б я решился посмотреть ей в глаза,Оглянувшись на заднее сиденье, машина бы…Верую — если б я сумел отыскатьДопотопный детекторный приемник, то смог быУслышать, как наш отчаянный вождьЧитает нам книгу про подвиги мушкетеров,А найди я в Музее старых автомобилейМамин голубенький «бьюик», я смог быСнова вернуться туда, и тетка,Смуглая, высокая, с темными волосами,Выйдя из-за вигвама по велению амулета —Заячьей лапки, за́литой воском, —Ошарашенно прошептала бы мне: «Умерла?Тебе говорили, что я умерла?Не верь». Как будто ты могла умереть!Верую — хоть я и не езжу к тебе —Тебя ведь нет, — да не шлю и писем,Ты постоянно встречаешься мне,Меняя голос, возраст, обличье, —И все это ты… Вас всех уж нет,Но вы во мне: ничто не бесследно —Безголовая курица беспорядочно кружится,Круги все ширятся, и ученый со спутникаЖелчно глядит на беспечную Землю…Верую — мама и брат и отецВсе еще там, в Веселых Двадцатых…Ты говорила, Девяностые веселее?Верно, — для юношей, которые спрашивают:«Вы про Вторую или Первую мировую?» —Потому что множество лет спустяЛюбые Прошлые Годы — веселые.Ну вот, а я, затерявшийся между ПервойИ Второй мировыми, недавно услышал:«Эй, Дед Мороз!» Как трудно уверовать,Что ты для мальчишек дедушка — «Дед»…Я махнул им рукой и, посмотрев на нее,Увидел темные, ломкие ногти —Как у тети в старости… А где же мояХудая, с обкусанными ногтями рука?Да вот же она! Мне привиделся на мгновениеМальчишка в шортах. Я протянул ему руку,Но ничего не почувствовал — мальчишка исчез.И все же он воскресил искрящийся мир,Затерянный на старых газетных страницахСреди полустертых «Потерь и Находок»:ПОТЕРЯНО — НИЧТО. ЗАБЛУДИЛСЯ — НИГДЕ.НАГРАДЫ НЕ БУДЕТ. Я с волнением вспоминаюНичто, за которое не будет награды.