Читаем Поэзия США полностью

Шоколадный крем воскрешает в памятиЛакомый арахисный марципан и маминоПолузабытое запрещение лакомитьсяКупленным для стряпни ванильным сиропом.Ложечка шоколадного крема…                                              Как странно —В старости все помогает отправитьсяПо речке жизни к ее истокам.Я смотрю, как белки ссорятся у кормушки,Слушаю, как потешно копирует пересмешникВорчанье ручного бурундука под крыльцом…Не так ли старость копирует детство?Но, вернувшись в Лос-Анжелес, ты не найдешьЛос-Анжелеса: Солнечная Страна, Калифорния,Подернута дымным туманом, как фабрика…Да и что ты сможешь увидеть сквозь слезы?Апельсиновые рощи сведены.                                                       Мой лукИ колчан со стрелами давно потерялись,
Мой нож, когда-то воткнутый в эвкалипт,Затянут плотной древесной плотью,Эвкалипт пошел на дрова, а с нимИ нож, и наш детский шалаш в ветвях, —Все развеялось горьковатым дымом.Двадцать лет спустя, тридцать пять лет спустяХочется жить не меньше, чем в детстве,Тем более что лихой д’Артаньян — твой сверстник…Только вот поверить-то в это нельзя.Ну а все же я говорю себе, старику:«Верую. Помоги моему неверию».Верую — обвенчанный с бабочкой птеродактильВоскрес в той скрытой от взрослых стране,Между Невадой, Аризоной и Калифорнией,Где живут суровью предки индейцев,Где безумная девочка с золотыми глазами,Огромными и пустыми, была принцессой,Как она мне сказала…                                Сумасшедшая девочка, —Я вез ее с ее матерью на машине
Из Вэйкросской тюрьмы в больницу Дайтоны,И, если б я решился посмотреть ей в глаза,Оглянувшись на заднее сиденье,                                                         машина бы…Верую — если б я сумел отыскатьДопотопный детекторный приемник, то смог быУслышать, как наш отчаянный вождьЧитает нам книгу про подвиги мушкетеров,А найди я в Музее старых автомобилейМамин голубенький «бьюик», я смог быСнова вернуться туда,                                                и тетка,Смуглая, высокая, с темными волосами,Выйдя из-за вигвама по велению амулета —Заячьей лапки, за́литой воском, —Ошарашенно прошептала бы мне: «Умерла?Тебе говорили, что я умерла?Не верь».                   Как будто ты могла умереть!
Верую — хоть я и не езжу к тебе —Тебя ведь нет, — да не шлю и писем,Ты постоянно встречаешься мне,Меняя голос, возраст, обличье, —И все это ты…                      Вас всех уж нет,Но вы во мне: ничто не бесследно —Безголовая курица беспорядочно кружится,Круги все ширятся, и ученый со спутникаЖелчно глядит на беспечную Землю…Верую — мама и брат и отецВсе еще там, в Веселых Двадцатых…Ты говорила, Девяностые веселее?Верно, — для юношей, которые спрашивают:«Вы про Вторую или Первую мировую?» —Потому что множество лет спустяЛюбые Прошлые Годы — веселые.Ну вот, а я, затерявшийся между ПервойИ Второй мировыми, недавно услышал:
«Эй, Дед Мороз!»                                Как трудно уверовать,Что ты для мальчишек дедушка — «Дед»…Я махнул им рукой и, посмотрев на нее,Увидел темные, ломкие ногти —Как у тети в старости…                                       А где же мояХудая, с обкусанными ногтями рука?Да вот же она! Мне привиделся на мгновениеМальчишка в шортах. Я протянул ему руку,Но ничего не почувствовал — мальчишка исчез.И все же он воскресил искрящийся мир,Затерянный на старых газетных страницахСреди полустертых «Потерь и Находок»:ПОТЕРЯНО — НИЧТО. ЗАБЛУДИЛСЯ —                                                                            НИГДЕ.НАГРАДЫ НЕ БУДЕТ.                                           Я с волнением вспоминаюНичто, за которое не будет награды.
Перейти на страницу:

Все книги серии Антология поэзии

Песни Первой французской революции
Песни Первой французской революции

(Из вступительной статьи А. Ольшевского) Подводя итоги, мы имеем право сказать, что певцы революции по мере своих сил выполнили социальный заказ, который выдвинула перед ними эта бурная и красочная эпоха. Они оставили в наследство грядущим поколениям богатейший материал — документы эпохи, — материал, полностью не использованный и до настоящего времени. По песням революции мы теперь можем почти день за днем нащупать биение революционного пульса эпохи, выявить наиболее яркие моменты революционной борьбы, узнать радости и горести, надежды и упования не только отдельных лиц, но и партий и классов. Мы, переживающие величайшую в мире революцию, можем правильнее кого бы то ни было оценить и понять всех этих «санкюлотов на жизнь и смерть», которые изливали свои чувства восторга перед «святой свободой», грозили «кровавым тиранам», шли с песнями в бой против «приспешников королей» или водили хороводы вокруг «древа свободы». Мы не станем смеяться над их красными колпаками, над их чрезмерной любовью к именам римских и греческих героев, над их часто наивным энтузиазмом. Мы понимаем их чувства, мы умеем разобраться в том, какие побуждения заставляли голодных, оборванных и босых санкюлотов сражаться с войсками чуть ли не всей монархической Европы и обращать их в бегство под звуки Марсельезы. То было героическое время, и песни этой эпохи как нельзя лучше характеризуют ее пафос, ее непреклонную веру в победу, ее жертвенный энтузиазм и ее классовые противоречия.

Антология

Поэзия

Похожие книги