Какая же это может быть причина?
Нет, уж простите, это тайна — тут надо держать язык за зубами. Одно могу вам сказать: большая часть его подданых считала его умным человеком, а он...
Но, кажется, в его уме сомневаться нельзя?
Он был поверхностный, невежественный, незначительный малый.
В вас говорят зависть, глупость или заблужденье. Вся жизнь герцога, его образ правления могут быть для него лучшей порукой. Если его станут судить только по его делам, то даже завистники должны будут согласиться, что он и выдающийся ученый, и полководец, и государственный человек. Так что вы говорите наобум; а если вы его действительно знаете, то ваше суждение искажено злобой.
Нет, я знаю герцога и люблю его.
Любовь должна лучше знать, а знание больше любить.
Да уж поверьте — я знаю то, что знаю.
Трудно этому поверить, раз вы не знаете, что говорите. Но если герцог вернется — о чем мы все молим бога, — позвольте мне вас просить тогда ответить перед ним за ваши слова. Если вы говорите правду, то должны иметь мужество подтвердить ее. Мой долг вас вызвать на это. Как ваше имя?
Меня зовут Луцио, и герцог хорошо меня знает.
Он еще лучше узнает вас, сударь, если я доживу до встречи с ним.
Я вас не боюсь.
Вы надеетесь, что герцог не вернется, или считаете меня слишком безопасным противником? Но и то правда: как я могу вам повредить? Вы поклянетесь, что ничего подобного не говорили.
Пусть меня раньше повесят, если это так. Ты ошибаешься во мне, монах! Но довольно об этом. Скажи мне, не знаешь ли ты — умрет завтра Клавдио или нет?
За что же он должен умереть, сударь?
За что? За то, что наливал бутыль через воронку. Хотел бы я, чтобы герцог вернулся. Этот импотентный наместник обезлюдит весь наш край благодаря воздержанию. Воробьи не смеют вить гнезда в его застрехах, потому что это сладострастные птицы! Герцог-то уж не стал бы выводить на свет то, что делается в потемках! О, если бы он возвратился! Несчастный Клавдио осужден за то, что расстегнулся не вовремя! Прощай, добрый отец. Помолись обо мне, прошу тебя. И верь мне: герцог отлично ест баранину в постные дни. Теперь его время миновало и то он не прочь даже с нищенкой полюбезничать, хотя бы от нее несло черным хлебом и чесноком. Скажи ему, что я так и сказал! Прощай!
В тюрьму ее, в тюрьму!
Добрый господин, сжальтесь надо мной! Ваше милосердие всем известно. Добрый господин...
Второе и третье предостережение, а ты упорствуешь в своих преступлениях? Да тут само милосердие взбесится и возьмет на себя роль злодея.
Вот уж одиннадцать лет, как она занимается своим ремеслом с позволенья вашей милости.
Ваша милость, это верно. Некий Луцио меня оговорил. Он при герцоге сделал ребенка девице Кетти Навзничь. Он ей обещал жениться на ней... Ребенку в Филиппов день уж год с четвертью минет. Я его вскормила сама. А он что со мной делает?
Это человек очень вольного поведения... Приведите-ка его ко мне. Но ее — в тюрьму. Ступай, ни слова больше!
С вашего разрешения, вот этот монах уже был у него и напутствовал его перед смертью.
Добрый вечер, почтенный отец!
Мир вам и благословение.
Откуда вы?
Что нового на белом свете?
Ничего, кроме разве того, что у добродетели сильнейшая лихорадка, такая, которая пройдет только со смертью. Только на новое спрос. Сейчас прямо опасно до старости идти по одному пути, и постоянство считается чем-то удивительным. Правды едва хватает, чтобы поручиться за безопасность общества, а поручителей достаточно, чтобы проклясть все общество. Вокруг этой загадки вертится вся мудрость мира. Это все старые новости, тем не менее они всегда остаются новостями. Скажите мне, пожалуйста, каков был образ мыслей у вашего герцога?
Больше всего он старался познать самого себя.
Какие удовольствия он предпочитал?