Полтергейст в Прошмыркине

Но время шло, а Стронхолд в воду всё не бросался и не бросался. Это крайне раздражало и нервировало «следопытов». Нет, зла они ему не желали. Более того! Кинься он в воду, приятели, безусловно, ринулись бы его спасать. А как бы здорово потом это выглядело в названиях телепрограмм и газетных заголовках: «Японские журналисты спасают национальную гордость Америки». Или: «Подвиг настоящих самураев». Но Стронхолд, докурив последнюю сигарету и, больше ничего не нашарив в карманах, неохотно поднялся на ноги и, поминутно оглядываясь, уныло повлёкся в сторону села.

«Да, что же это со мной происходит-то?! – шагая по лесу, размышлял он. – Раскис, как последний хлюпик. Слава Богу, об этом не знает ни одна живая душа. Всё! Довольно чар, довольно колдовства! Завтра же утром я отсюда уезжаю…» Неожиданно позади него раздался громкий плеск воды. Майкл, ни о чём даже не успев подумать, со всех ног помчался назад, едва не налетев на соглядатаев, лишь в последнее мгновение успевших нырнуть к колючие кусты. Выбежав на пригорок, закиданный окурками, Стронхолд понял, что это была всего лишь речная чайка, нырнувшая в омут за добычей, и никак не та дивная дева, которую сейчас ему хотелось бы увидеть больше всего.

Когда он, тягостно вздыхая, миновал место, где затаились Шумумомто с Дзуцуобой, приятели, яростно сопя, выбрались из колючек, поминая непечатным слогом и американца, с его «прибабахами», и кусты, с их запредельно злыми и острыми колючками…

Показ по всем американским телеканалам видеосюжета, снятого японскими тележурналистами, шокировал даже подготовленных зрителей, уже читавших о случившемся с Майклом. Потрясение пережили все обожатели Стронхолда, независимо от их возраста, пола, расы и величины банковского счёта. Все – от мусорщика до миллиардера, лично увидев, как живое воплощение мужской доблести и славы, кумир подростков и бессонница старых дев, теперь уже вдруг постаревший и сутулый, сидит на берегу чужой (русской!!!) речки, вперив в её волны безрадостный взгляд, ощутили себя ограбленными до нитки.

Уж, это было слишком! Подобное можно было бы сравнить только лишь с публичным надругательством над американскими национальными святынями – флагом, гербом и долларом. Сразу же после показа телесюжета, перед советским посольством в Вашингтоне прошла не очень многочисленная, но весьма шумная демонстрация под лозунгом: «Русские, верните нам Майкла и оплатите его медицинскую страховку».

Состоялось внеочередное заседание палаты представителей конгресса США. Некоторые, излишне горячие депутатские головы из числа бывших двоечников по географии, потребовали от президента отправки к берегам Прошмыркина большой ударной авианосной группировки. Но конгрессмены, из числа бывших отличников, их несколько остудили, пояснив, что эта деревня вовсе не из прибрежных, и до неё, как поётся в русской (и, возможно, народной) песне: «только самолётом можно долететь». Тогда экс-двоечники, не мешкая, поставили вопрос об отправке в ту же сторону эскадрильи стратегических бомбардировщиков с крылатыми ракетами на борту. На резонный вопрос отличников: What the hell? (А за каким чёртом?), двоечники пояснили, что на то она и Америка, чтобы на каждый антиамериканский чих отвечать всей своей военной мощью.

В прессе и на телеэкранах замелькали портреты зарёванной «милашки Дэзи» (как её окрестили поклонники из числа журналистов), которая, ослепительно улыбаясь сквозь слёзы, гордо швыряла в объективы телекамер обручальное кольцо. Поскольку такое происходило не единожды, у телезрителей неминуемо возникли вопросы: откуда у неё столько обручальных колец? Она, что, всякий раз подбирает кольцо после каждого такого броска, или их у неё не одна дюжина?

Даже не подозревая об этом всемирном информационном катаклизме, Майкл и на третий, и на четвёртый день продолжил свои «прогулки по окрестностям», которые неизменно заканчивались в одном и том же месте – на берегу омута речки Червонки. Там он просиживал и час, и два, и пять, после чего, ближе к вечеру, уходил восвояси, оставив после себя очередную груду окурков.

Постепенно Майклом овладела безысходность, и он в душе уже клял тот день и час, когда принял опрометчивое решение ехать в эту (japonskiy gorodovoy!) Россию. Спору нет, бродя по перелескам, он иногда вспоминал Дэзи. Но теперь ему уже совершенно чужую и безразличную. Он вспоминал, как она плакала, уверяя его в том, что даже экспедиция в район Бермуд не пугала её так, как эта поездка в страну морозов, водки и медведей с балалайками, средь бела дня гуляющих по городским улицам. И тогда ему становилось нестерпимо стыдно за себя, за то, как он совершенно нелепо обманул ожидания своих поклонников.

А ведь этой осенью должна была состояться его свадьба с нею, с Дэзи Райт – юной примадонной знаменитого оперного театра, лучшим сопрано восточного побережья, а может быть, и всей Америки, событие, без преувеличения, всемирного масштаба. Может быть в чём-то даже более громкое и зрелищное, нежели пресловутая высадка астронавтов на Луну!