— Бросаю случайный взгляд на выключенную в данный момент “АЙВУ” — полночи мы гоняли её: вначале слушали Бережкова, затем, в такт настроению, “Ред” ‘Кримсона’ ( самый любимый, между прочим, альбом всей егоровской семьи — включая Натку и Сталкера ) — а потом сразу поставили “Коллапс” Гены Жукова: запись, что сделал Сашка ( уговорил я его-таки на вечер отвлечься от компьютерной нежити ), когда Гена с Виталиком приезжали к нам в прошлом году. Жалко лишь, что Ильи три года, как закрыты стояли — а то устроили бы
И потом: Старица — не Ильи. Здесь всё по-другому,— для своих, мягко-уютно-нежно,— и красота её воистину камерная — та, что воспринимается и постигается действительно ‘тет-на-тет’...
Хотя, конечно, песни Гены “отсюда же”. Как и стихи Виталика.
— ЛАДНО.
: Просто
: НО ЭТО БЫЛО ТОГДА.
: До взрыва.
... “КОЛЛАПС” — вообще очень сильная вещь. И первые строки:
: После “Реда” ‘Кримсона’ это было, как...
— ну, не знаю, как об этом сказать. Потому что опять “попадаю в ступор”.
: Такая уж у меня, видно, судьба — и писатель из меня НИКАКОЙ.
..: Там у Фриппа последняя песня как раз — «голубое, как лёд, серебро неба [ «блю ас ай, сильвер скай» ] блекнет и становится серым – серой мечтой, которая стремится стать Беззвездием и Тьмой Библейской...» Но дело не в совпадении слов “Коллапса” Фрипа и “Коллапса” Жукова —
—
: Потрясающая сверхмузыка Р. Ф. — чистая, свободная, раскованная,— без ноты фальши или попсового прилизанного “авангарда” ‘PF’... Страшная и сказочная одновременно,—
—
..: А потом — “EQUINOXE” ‘J-M-J’:
< ...................................................................................................................... >
..: потому что
Уж говорил:
Не боле, чем холст —
: Только обложку диска. < Посмотрел — и что, услышал?
:
— Интересно, как бы отобразил её Сталкер?..
: Наверняка забудет нарисовать всего одну деталь — магнитофон. Зато водовки намалюет ящика два, не меньше. И трава вокруг по пояс —
— а то и в рост человека: уже в косячках.
: “ДА”. >
... Я слезаю с качелей и пересаживаюсь к костру: на своё законное место. А то Штерн как-то своеобразно потягивается — значит, отсидел себе что-то на бревне и намерен переменить позу. А куда он её переменит — яснее ясного: удобнее моего сиденья здесь ничего нет.
: У каждого из нас у костра своё любимое место. Моё на бревне у ствола дерева, чья надломленная верхушка, свисая сверху, накрывает костровую полянку. То есть моё сиденье со спинкой — удобно и не дует сзади... Единственное такое сиденье.
— Я сажусь и опираюсь спиной о сухой и тёплый ствол.
: Очень удобно.
Сегодня над костром тента нет — несмотря на последний день апреля ночь тёплая; на небе — что при этом вдвойне удивительно — ни дымки, ни облачка,– сквозь тонкие сухие ветви над головой просвечивают серебряные звёздные шляпочки, словно вколоченные в картонно-гуашевое декоративное небо, и жёлтая пыль Млечного Пути — звёздно-космического, такого мирного хайвэя,—
— и я продолжаю своё репортажное повествование.
А ребята у костра продолжают трепаться — о ‘Кримсоне’ и о Жаре, о Бобе и Мирзаяне, о Шевчуке, Бережкове, Кинчеве, Летове...
..: Четыре раза в год мы приезжаем сюда и живём — каждый столько, на сколько может
: Отдыхаем.
Потому что пещеры, “подземля” и сталактитовые красоты над-и-под нами — это не главное. Главное внутри.