— Или, объевшись “убожества логик и смысла”, мазать — будто на холст грунтовку — грубо, пунктиром, ничего не значащими общими понятиями-фразами, да банальными заезженными штампами-оборотами?
: А там — наполняй, Читатель, собственным пониманием и воображением... Уж как-нибудь разберёшься,— довообразишь, заполнишь... >
: Я же говорил — на грани стёба.
... А может, я просто не умею описывать
— Но вот, например, что Я ВИЖУ:
— лёжа на спине, тихонько покачиваясь на наших качелях: половина плавного неспешного движенья-парения — поляна, и чёрной линией впереди Холмы Другого Берега за тёмным пространством воды,— холодной весенней воды ночью; над ними —
— но ведь это только иллюзия...
: “оптический обман”.
— и всё это я вижу ( на зависть бессилию кисти ) под чуточку сказочные, волшебные звуки “Эквинокса”: самого любимого нами альбома ‘Ж-М-Ж’, как в разговоре мы называем его — то есть Жана-Мишеля Жарра, что звучит сейчас от костра из динамиков штерновской “АЙВЫ” — и всё это...
: Хотел повторить “на зависть бессилию кисти” — но запись кончилась. К моему и околокостровому сожалению.
: Поворачиваюсь на бок — лицом к пентагонному действу. Вижу < продолжая описывать > сквозь сухую крону старого надломившегося дерева маленький наш костерок; вокруг него — Штерн ( длинная такая уныло-вытянутая харя с крючком нависающим орлиным носом, обрамлённая совершенно не соответствующей ей курчаво-пышной шевелюрой ), Кот ( лицо в свете костра кругленькое, будто масляное, глазки хитрые-хитрые, волосы бобриком,– очень такой хитро-улыбающийся кошачий взгляд, потому и – Кот, разве что остреньких кошачьих ушек не хватает немного ) Татьяна и Ольга. [ От описания визуальных образов подруг Кота и Штерна уклоняюсь, ибо любое словесное описание женщины полагаю бестактно-хамским,– говорящем в лучшем случае не о женщине, а о степени недоразвитости того, кто такое описание потужится сделать. ] В углу кадра пунктируют характерные электронные цифирки: «
Многоточие означает, что секунды мелькают слишком быстро, чтобы я на них как-то реагировал; “U.T.” – что время, соответственно, мировое,— то есть по-гринвичу: так принято измерять его во всём мире — ну и в нашем ильинском кругу,— только повода специально сообщить это у меня ещё не было: не требовали того описываемые события. Да и не так давно мы перешли на него — года три-четыре, не больше,— как я вернулся из второй своей “ездки” в Штаты, откамералив там по контракту столько, сколько потребовалось. Ну, а “тридцатка” перед “ноль-четвёркой” означает, что действие происходит в самую настоящую вальпургиеву ночь — то есть у нашего старицкого костерка разворачивается очередное поминальное действие... “Поминки по Чимганскому Фестивалю”,—
И по родной до боли Системе. С названием Ильи.
: так проходит — не “слава земная”, но ритуальный “майский выезд” Ильинского Круга в Старицу в 1992 году от Рождества Христова.
— С удовлетворением замечаю, что моё место у костра не занято хитроумным Штерном — и успокаиваюсь. А то ведь Штерн такой...
— “ГРЕЕТ ЕСТ” он записал в 1979 году,— доверительно сообщает меж тем Штерн от костра, передоверив выключение “АЙВЫ” автостопу.
: Судя по всему, речь вновь идёт о неком мифическом альбоме ‘Ж-М-Ж’ — никогда не слыханном никем из нас, но почему-то известном всем. По слухам — одном из самых потрясных альбомов ‘Ж-М-Ж’; чуть-ли не вершине его творчества... Но что — слухи? Если верить легендам...
: Ещё одна “ильинская сказка”.
— Для внешнего пользования только.
— Если верить легенде,— поправляется Штерн и продолжает вещать дальше: