Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Кнут повиновался, и они с дезертиром бережно внесли Иоганну по лестнице и положили на диван. Она лежала совсем спокойно. Внезапно вспыхнула лампочка и, помигав, загорелась ровным светом. Оба окна были выбиты, одеяло криво свисало вниз. На шкафчике валялась осколки двух собачек из английского фарфора; когда-то, много лет назад, Кнут и Иоганна тоже купили их на распродаже. У Иоганны из углов рта сочилась кровь.

На улице раздался крик дежурного ПВО Барезеля: «Гасите свет!»

Подскочив к выбитому окну, Кнут завопил:

— Закрой свою вонючую пасть! Закрой, тебе говорят! Сейчас же закрой свою проклятую волчью пасть! Волчью, волчью пасть закрой!

Барезель что-то зарычал в ответ, но все было впустую, потому что Кнут твердил свое. Наконец тот вбежал в комнату и увидел раненую; не выключая свет, он бросился занавешивать окна. Кнут сидел у стола, он не отрывал от Иоганны глаз. Она лежала неподвижно.

Барезель погасил лампочку лишь тогда, когда в этом, собственно, уже не было нужды, так как одеяло вновь висело на окне, и Кнут тут же вскричал:

— Зажги сейчас же!

Надо в конце концов поставить старика на место, думает Барезель, но Кнут уже щелкает выключателем.

— Когда ты нужен, тебя не найти, — спокойно произнес он, — ведь угодило-то в нее на улице. Небось полные штаны наложил.

Нет, Барезелю так и не удается вставить словечко, Кнут просто-напросто выставляет его вон. Пусть себе надрывается за дверью: «Это тебе так не пройдет!»

Кнута это уже не касается.

Холодной водой он увлажняет Иоганне лоб, легкими движениями промокает кровь, сочащуюся из уголков рта, и она открывает глаза.

— Это бомба, — говорит Иоганна. — Я тут ни при чем.

— Тихо, тпхо, Иоганнхен, конечно же, ты ни при чем. Эх, мои бы миллионы, вот бы…

Иоганна еле слышно смеется. Очень медленно поднимает руку, делает Кнуту знак, и он склоняется совсем низко, а она шепчет:

— Твои миллионы… даже они… не помогут… даже они…

Она смеется. Ее губы еще шевелятся, но Кнут уже не понимает, что она еще хочет сказать.

Городишко был взбудоражен бомбой, единственной бомбой, разорвавшейся здесь за время войны. Люди сразу почувствовали себя на переднем крае, в прифронтовой полосе. Об этом толковали сплошь и рядом. А дежурный ПВО Барезель — днем он компостировал билеты на вокзале — ввел в обиход термин «шальная бомба». Он был готов в любую минуту дать обстоятельную информацию насчет опасности, какую представляет такая бомба. От нее только и жди неприятностей, как раз потому, что ее никто не ждет. Многие с интересом выслушивали его компетентные объяснения, заставляющие забыть, как он вел себя в тот вечер, когда бомба упала. Ибо именно тогда, как ни странно, он надолго исчез. Меж тем горожан одолевали заботы. Нужно было ликвидировать значительные разрушения, а мастеровых оставалось мало, несколько стариков. К тому же выяснилось, что далеко не просто раздобыть стекло для всех выбитых окон. В те дни стекло стало редкостью во всем рейхе.

Бомба разрушила единственный ветхий домишко в одном из кварталов, оставив после себя глубокую воронку. Несколько дней спустя появилась рота каких-то диковинных солдат, вооруженных кто заступом, кто лопатой; ни у одного не было знаков различия на обтрепанной форме. Их сопровождали другие солдаты — эти в аккуратных мундирчиках, при револьверах и винтовках. Всякий, кто украдкой смотрел на трудяг, отваживался задержаться взглядом и на конвойных, которые, казалось, не вполне сознавали свою важность.

Покуда город приводили в порядок, мальчишки с увлечением играли «в бомбу». Но и страхи взрослого населения переплетались с радостным возбуждением. Похороны Иоганны Яннинг стали событием в истории городка. До этого никто не замечал старуху. Но в процедуре ее погребения приняли участие все. Гроб ее был усыпан цветами, в основном пестрыми астрами, а представители муниципалитета возложили даже букет хризантем,

Все эти дни перед Кнутом стояла картина: мостовая, а на ней ничком тяжело раненная Иоганна. Особенно ему почему-то запомнился слабый отсвет, скользнувший по ее лицу, по одному только лицу, когда он перевернул ее на спину. А потом налетела пыль, пыльное облако словно туманом накрыло Иоганну, его и неожиданного помощника. Да, Кнут ясно помнит, как вмиг их заволокло пылью.