— Пойду погляжу, — сказала мать. И, заставив сына снова лечь, велела не шуметь и заперла за собой дверь.
Внизу она открыла дверь и молча стояла, опираясь рукой о косяк. На ступеньках крыльца Ханна увидела двух человек: офицера, очень стройного, в щеголевато сдвинутой набок фуражке, а в некотором отдалении от него солдата с чемоданами.
Офицер медленно поднялся по ступенькам. Явно изумленный появлением женщины, он поклонился, назвал ее сударыней и выразил сожаление по поводу того, что доставляет ей столько хлопот и столь поздний час, но — тут он улыбнулся — это же война. Они расквартированы в ее доме.
Офицер в ее доме, возможно, из той части особого назначения, о которой болтали в деревне, а наверху ее мальчик. Мозг Ханны лихорадочно работал, но она никак не могла найти подходящий повод для отказа. Поэтому, натянуто улыбнувшись, она пропустила офицера с солдатом в дом. И все еще не проронила ни слова.
Офицер принял молчание женщины за смущение. Зажав фуражку под мышкой и стягивая перчатки, он сказал, что их немного — одно небольшое подразделение. Солдаты разместились в соседнем доме довольно неплохо. Они уже столько дней не отдыхали по-человечески. Он мечтает о постели, горячей воде и мыле, об элементарных человеческих условиях, на которые у нее, как он видит — при этих словах офицер, улыбаясь, опять слегка поклонился, — может рассчитывать.
— Входите, — произнесла женщина, приглашая офицера и солдата в комнату, и предложила им сесть. Она просит ее извинить: ей надо ненадолго уйти, кое-что подготовить.
Офицера поразил ее голос — низкий, чуть глуховатый, он волновал его. Усевшись в кресло, он вытянул ноги и, поджав губы, одобрительно кивнул, когда женщина вышла.
— Спички!
Вестовой услужливо вскочил, чтобы подать огня.
Офицер затянулся и едва удостоил солдата кивком. Поднявшись с сигаретой в зубах, он принялся разглядывать книги на полках и развешанные на стенах гравюры. Взял с письменного стола фотографию мужчины в форме лесника. Уголок ее был обвит траурной ленточкой. Офицер легонько присвистнул и поставил фотографию на место. Медленно повернувшись к вестовому, он сказал, что тот ему больше не нужен и может идти. Ему лучше переночевать с остальными. Однако прежде пусть принесет кое-что из машины: сардины, бутылки две вина и кофе. В общем, он сам знает.
Вестовой ухмыльнулся.
Женщина хозяйничала на кухне.
На спинке стула висело полотенце. Когда офицер вошел. Ханна, наклонив голову, наливала в таз горячую воду.
Пусть она бога ради не беспокоится, он протестующе поднял руки, ведь наверняка для него отыщется местечко на чердаке. Он может спать там. Солдаты — народ неприхотливый.
— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Солдату положено самое почетное место. Найдется кое-что получше чердака. — Она рассмеялась, глядя ему в лицо, хотя от страха сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.
Чуть позднее, когда он умывался на кухне, Ханна накрыла в гостиной маленький столик. Постелила красивую скатерть, достала дорогую посуду (к чему хранить это, если война докатилась до самой деревни) и подала на стол все самое лучшее, что было в доме. Вскоре в дверях показался офицер — посвежевший, сияющий. Он с улыбкой смотрел на Ханну. Столько хлопот из-за какого-то пропыленного солдата! Она передвинула тарелку. Фарфор мелодично зазвенел. Ханна подняла на офицера глаза.
— Вы же гость в моем доме, я хотела бы, чтобы вам здесь нравилось.
Но это великолепно — настоящий праздник, однако почему на столе всего один прибор, неужели она не доставит ему удовольствия и не сядет за стол? Нет, право, без нее он кусочка не съест, и все ее труды пропадут даром!
— Ах, я в таком виде…
Он вежливо запротестовал. Тогда она поставила еще один прибор. И попросила его немного обождать — вот книги, радио. Она быстро переоденется.
Ханна вышла из комнаты и подумала, что, пожалуй, сумеет удержать офицера внизу. У лестницы она остановилась, прижав руку ко рту, ноги ее словно валилось свинцом.
Сын!
Цепляясь за перила, она с трудом поднялась наверх.
Сын с беспокойством прислушивался к тому, что происходит внизу. Мать, присев к нему на край кровати, прошептала с искусно наигранной веселостью, что действительно к ней пришли гости, хоть и поздно уже. Сын ведь знает — на мгновение она задумалась, — знает Гербера и старого Функе. Они хотят повеселиться напоследок. Выставить их негоже. Но надо думать, они пробудут не слишком долго. Во всяком случае, им не к чему знать, что он дома. Так что пусть лежит тихо, а лучше всего надо постараться уснуть. Все в порядке. Она заглянет попозже проведать его. Ободряюще кивнув сыну, мать ушла.
Тем временем вестовой принес вино.
Удобно расположившись на софе, офицер крутил ручку приемника. Заслышав на лестнице шаги хозяйки, он поспешил отослать вестового, предварительно приказав не будить его утром слишком рано. Видит бог, он крайне нуждается в отдыхе.