Правда зеркала

Мы – искры сознания, угодившие в ловушку фальшивых кукол из плоти и костей. Мы ощущаем себя глубоко привязанными к этим куклам, но это – иллюзия. Имея необходимое желание, эту искру сознания можно переносить с места на место. Почти все, что угодно, подойдет в качестве вместилища для этой искры. Палки, глина, камни, даже плоть и кости другого существа. Хорошо сконструированная кукла сможет даже двигаться. Лично мне больше всего нравится маленький человечек, которого я сделала из веток, скрепленных собственными волосами и соплями.

Швермут, зальбай (колдунья-целительница племени Аусгеброхен)

Штелен повернулась спиной к Бедекту. Если она сейчас не убьет гайстескранкенов Геборене, отсюда никто живым не выберется. Ни Бедект, ни Вихтих, ни Лебендих.

«Ты жаждешь наказания и предпринимаешь все более безумно рискованные попытки получить его – уклонишься ли ты от схватки с этим жрецом, который может освободить твоих внутренних демонов?»

Нет. Если ее друзья умрут здесь, она умрет здесь тоже. Она хотела увидеть, что у нее внутри. Как будут выглядеть ее внутренние демоны, когда выберутся наружу? Будут ли они такими же отвратительными, как она, явятся ли они слепком ее жизни, полной убийств и краж? Или демоны явят миру ее самое первое, самое темное преступление?

Но даже сильнее, чем наказания, даже сильнее, чем стать очищенной от тьмы, она хотела спасти Бедекта. С того дня, много лет назад, когда он вернулся, чтобы спасти ее от альбтраума, она жила у него в долгу. Она знала, что сама бы так никогда не поступила, и это только усугубляло ситуацию. Он ни разу не выказал ни малейшего намека на какие-нибудь чувства к ней, ничем не выразил, что его волнует нечто большее, чем ее полезность для него как клептика, но все же он вернулся за ней. Она – несмотря на то, что глубоко любила его все эти годы, – бросила бы его на смерть.

Не сегодня.

Сегодня ей чего-то хотелось.

«Ничто не может остановить клептика, если он чего-то на самом деле хочет».

Пусть эти монстры были слеплены из грязи – но и из безумия тоже. И потому они делали те же ошибки и имели те же слабости, что и женщина, в чьем мозгу они родились. Они были ровно так же не способны заметить Штелен, как и жрица Геборене.

Штелен, окутанная ненавистью к себе и осознанием того, что она никчемна – не стоит того, чтобы быть замеченной, – стояла позади женщины. Ванистка была худой, как будто голодала несколько месяцев подряд. Она держалась на ногах только силой своей безумной воли. Она балансировала на грани Вершины, от нее несло безумием и воняло как от женщины, чье сумасшествие уже слишком сильно, чтобы хотя бы изредка вспоминать о гигиене.

Штелен понятия не имела, во что верит эта ванистка, что позволяет ей оживлять грязь и камни. Возможно, она ненавидела все человечество и думала, что земля должна восстать, чтобы стряхнуть со своего лица оскверняющую его грязь. Клептик понимала эту ненависть, и до некоторой степени могла даже одобрить. Но, как и в случае со всеми гайстескранкенами, эта ненависть была направлена на ошибочный объект. Жрица Геборене ненавидела себя больше, чем кого-либо другого, жаждала собственной смерти больше, чем истребления своего вида.

Штелен исполнила это самое сокровенное желание женщины и вонзила нож ей в шею. Жрица лягалась и содрогалась в объятиях Штелен, кровь толчками хлестала из вскрытой аорты. Отпустив ее, Штелен увидела, как ванистка и порождения ее безумного разума рухнули на землю. Через три удара затихающего сердца чудовища, слепленные из земли и камней, исчезли все до единого.

Собираясь снова исчезнуть из поля зрения любого, у кого есть глаза, Штелен развернулась к мужчине. Однако она привлекла внимание сотен призраков, кружившихся над полем.

«Иди к нам, – звали они. – Выпусти своих внутренних демонов».

За ними Штелен увидела жреца – он стоял на коленях в грязи и молился, склонив голову.

«Сбрось с себя чувство вины, – говорили демоны. – Ты заслужила эти муки».

Они окружили ее, терзая ее душу прозрачными когтями. Изогнутые, те вонзились в ее сердце, вытаскивая из тела. Плоть Штелен скользнула прочь.

Наказание. Возмездие. Все, чего она жаждала и от чего пыталась ускользнуть, было здесь – вот оно, только руку протяни. Когти – настоящие, острые как сталь, впились в нее изнутри. Она вспомнила тела, располовиненные словно взрывом, как будто что-то вырвалось из них наружу.

Он прогрызает себе путь на свободу.