Правда зеркала

Она надавила, заставив его отступить. И опять он нанес порез-насмешку над ее неспособностью достать его.

«Убей меня. Я это заслужила. У меня ничего не осталось».

– Убей меня!

– Я не могу!

Штелен вытащила еще один нож так, чтобы Вихтих не мог его видеть.

«Убей меня, или я убью тебя».

Глава сорок третья

Богам поклоняются только глупцы.

Все, что есть там, в небесах, – все создано силой человеческого воображения.

Аноним

Бедект потерял себя в безумии. Каждый его вдох разрывал реальность, ему оставалось лишь плыть по течению, слабо барахтаясь. Они лежали у двери. Цюкунфт прижималась к нему, успокаивающе бормотала что-то, а когда не ворковала, всхлипывала, уткнувшись ему в грудь. Судя по звукам, доносившимся снаружи, битва там продолжалась. Это сражались его мертвецы, защищая его? С чем? С остатками – что бы от него ни осталось – воплотившегося бреда гайстескранкенов Геборене? Почему? Почему они это делали?

Кровь Цюкунфт капнула на Бедекта. Он увидел порез на ее голове, разделивший прекрасные волосы, окрасивший их в красный. Он не знал, где и когда она заработала эту рану, он не знал даже, как он очутился в этом заброшенном доме. Память его была вся в дырах, которые заполняла убийственная ярость.

Ярость покинула его, остыла и умерла. Ужас пришел ей на смену. Он умирал.

Мир снаружи разваливался на части, разрываемый безумием. Загудел нисходящий поток воздуха из-под огромных крыльев. Дракон спланировал к самой земле, чтобы дохнуть хаосом на мертвецов Бедекта, расплавить их души, исказить их, опалить скверной собственного безумия. Тварь вспорола и содрала саму кожу реальности, обнажив бушевавшее под ней безумие огромного червя.

Ничто не могло пережить его дыхания. Ни одна душа из павших в битве не попадет в Послесмертие.

Дракон уничтожал мертвецов Бедекта, отнимая у них самую призрачную возможность искупления.

Он рассмеялся, кашляя кровью. Искупление? Да он свихнулся.

– Нет, я в здравом уме.

При этих словах Цюкунфт взглянула на него. Умоляюще.

– Ты не умер, – сказала она. – Ты не оставил меня.

– Нет.

«Пока нет».

Дракон снова заложил вираж у самой земли где-то совсем рядом, расплавляя своим дыханием мертвеца Бедекта.

«Да почему ты так о них переживаешь?»

Он убил их. Их всех. Почему он теперь о них переживал?

Внимание Бедекта привлек звон стали. Позади Цюкунфт он увидел Вихтиха. Мечник был в крови с ног до головы и чуть прихрамывал. И Штелен. Они дрались, отчаянно пытаясь убить друг друга. Сталь мелькала в воздухе, создавая размытое сияющее пятно.

Присмотревшись, Бедект понял, что Штелен хочет только одного – убить Вихтиха, а вот мечник сдерживается. Он наносил ей мелкие раны, постоянно причинял ей боль, но удерживался от смертельного удара.

«Вихтих может убить Штелен в любой момент, когда захочет».

Мечник всегда был хорош, но теперь он стал просто неуязвимым. Он сражался так, как будто становился круче с каждой секундой. Штелен не могла его даже поцарапать. Он что, играет с ней?

Бедект увидел ответ на лице Вихтиха, в затравленном взгляде человека, раздираемого необходимостью сделать выбор один хуже другого.

Нет.

«Вихтих не убьет ее».

Что ж, тогда Штелен убьет его. Он не мог принять решение, а она была слишком – смертельно – опасна, чтобы не воспользоваться преимуществом, которое его сомнения ей давали.

«Покончив с Вихтихом, она убьет Цюкунфт».

Она видела, как девушка рыдает, склонившись над Бедектом, и, разумеется, уже сделала выводы – действительности они не соответствовали, но она же не могла этого знать. Ревность направит ее руку.

– Это не реально, – сказал Бедект.

«Я лежу на полу таверны».

Конец был близок. Смерть затаилась в тенях, но он чуял ее.

Даже если Цюкунфт каким-то образом переживет нападение Штелен, зеркальщицу убьет кто-нибудь из тех, кто поджидает снаружи. Дракон. Эти призраки, разрывающие души людей на части.

– Не реально.

Цюкунфт умрет, и ее Отражение, Ферганген, выберется из зеркала и займет ее место.

– Нет, это безумие.

Бедект вытащил девушку из Послесмертия. Она оказалась здесь, захваченная этой бурей безумия, потому что он привел ее сюда. Он использовал ее, тащил за собой, чтобы продолжать использовать ее, и он всегда знал, что это, скорее всего, закончится ее смертью. Но она последовала за ним. Она следовала за ним, ненавидя и проклиная его, и всегда смотрела на него так, как будто он был ее надеждой, ее спасением и проклятием. Как на идеального кандидата для того, чтобы повернуться к ней спиной и бросить ее на произвол судьбы. Она хотела, чтобы он спас ее и чтобы он ее бросил.

Он станет последним среди всех тех, кто подвел и предал ее.

– Отвали, – ответил ей Бедект, и она зарыдала ему в грудь.

За бревенчатыми стенами крестьянского дома реальность рассыпалась, как распускающееся одеяло, натянутое до предела и разорванное безудержным сумасшествием. Безумие Бедекта воевало с безумием гайстескранкенов Геборене.

«Мое безумие. Мой воплотившийся бред».

– Нет. Я в здравом уме.