Правила социологического метода

Куда более убедительным, чем предыдущие соображения, видится изучение практической деятельности социальных фактов. Там, где царит телеология, правит во многом и случайность, так как не существует целей, а тем более средств, которые с необходимостью воздействуют на всех людей, пусть даже те предположительно находятся в одинаковых обстоятельствах. В одной и той же среде каждый индивидуум, согласно своему темпераменту, приспосабливается к ней своим способом, который он предпочитает любому другому. Один будет стремиться изменить среду под собственные нужды, другой предпочтет измениться сам и умерить свои желания. Сколько различных путей может вести и действительно ведет к одной и той же цели! Если же верно, что историческое развитие осуществляется для достижения ясно или смутно ощущаемых целей, то социальные факты должны отражать бесконечное разнообразие, при котором всякое сравнение попросту почти невозможно. Однако истинно обратное. Несомненно, внешние события, связь между которыми составляет поверхностную часть социальной жизни, различны у разных народов. Точно так же у каждого индивидуума имеется своя история, хотя основы физической и моральной организации одинаковы для всех. Если хоть немного фактически соприкоснуться с социальными явлениями, наоборот, поражаешься удивительной регулярности, с которой они воспроизводятся в одинаковых обстоятельствах. Даже мельчайшие и нелепые на вид практики повторяются с удивительным единообразием. Такая чисто символическая, по сути, брачная церемония, как похищение невесты, непременно встречается повсюду, где налицо определенный тип семьи, связанный, в свою очередь, с цельной политической организацией. Наиболее диковинные обычаи, такие как кувада, левират, экзогамия[84]

и т. д., наблюдаются у разных народов и симптоматичны для определенного состояния общества. Право наследования появляется на конкретном историческом этапе, а по строгости его ограничений можно судить, с какой стадией социальной эволюции мы имеем дело. Число примеров легко умножить. Но этот всеобщий характер коллективных форм будет необъяснимым, если цели, выдвигаемые в качестве причин, обретут в социологии приписываемое им преобладающее значение.

Следовательно, при попытке объяснить социальное явление нужно отдельно исследовать порождающую его реальную причину и выполняемую им функцию

. Мы предпочитаем пользоваться словом «функция», а не словами «цель» или «намерение» именно потому, что социальные явления обычно не возникают ради полезных результатов, к которым они приводят. Нужно установить наличие соответствия между рассматриваемым фактом и общими потребностями социального организма, выяснить, в чем состоит это соответствие, не заботясь о том, чтобы узнать, преднамеренно оно возникло или нет. Все вопросы намерений, кроме того, слишком субъективны, чтобы можно было рассматривать их научно.

Эти два разряда проблем следует разделять, а первый к тому же надлежит рассматривать до рассмотрения второго. Такой порядок соответствует действительному порядку фактов. Естественно искать причину явления до того, как мы попытаемся определить его следствия. Этот метод тем более логичен, что решение первого вопроса часто может помочь в решении второго. Действительно, тесная связь между причиной и следствием носит взаимный характер, который пока недостаточно осознается. Разумеется, следствие не может существовать без причины, но и последняя, в свою очередь, нуждается в следствии. В причине следствие черпает энергию, которую при случае возвращает, а потому оно не может исчезнуть, не затронув причину[85]

. Скажем, социальная реакция, составляющая наказание, обусловлена интенсивностью коллективных чувств, оскорбляемых преступлением. С другой стороны, она выполняет полезную функцию поддержания этих чувств на том же уровне интенсивности, иначе они неуклонно слабели бы в отсутствие наказаний за перенесенные оскорбления[86]

. Ровно так же, по мере накопления сложности и подвижности в социальной среде, традиции и сложившиеся верования расшатываются, принимают менее определенную и гибкую форму, а мыслительные способности развиваются; но эти же способности необходимы обществам и индивидуумам для приспособления к более подвижной и сложной среде[87]. Люди вынуждены трудиться все упорнее, а результаты этого труда становятся более многочисленными и качественными, но эти же более обильные и лучшие результаты необходимы для возмещения затрат, вызываемых более упорным трудом[88]. Значит, не будучи причиной социальных явлений и сознательным предвосхищением функции, которую они призваны выполнять, эта функция, напротив, состоит, хотя бы в ряде случаев, в поддержании уже существующей причины, из которой проистекают явления. Куда проще отыскать функцию, если причина известна.