Правила социологического метода

Таков же и метод Спенсера. По его мнению, двумя первичными факторами социальных явлений являются внешняя среда и физически-нравственная конституция индивидуума[93]. Первый фактор способен влиять на общество лишь при посредстве второго, который оказывается тем самым главным движителем социальной эволюции. Общество возникает для того, чтобы позволить индивидуумам реализовать свою природу, и все изменения, через которые оно проходит, преследуют цель сделать эту реализацию более легкой и полной. Следуя этому принципу, Спенсер, прежде чем приняться за изучение социальной организации, счел нужным посвятить почти весь первый том своих «Оснований социологии» описанию физической, эмоциональной и интеллектуальной сторон жизни первобытного человека. «Наука социологии, – говорит он, – отталкивается от социальных единиц, подчиненных, как мы видели, физическим, эмоциональным и интеллектуальным условиям и обладающих некими ранними понятиями и соответствующими им чувствами»

[94]. В двух таких чувствах – в страхе перед живыми и в страхе перед мертвыми – он обнаруживает зачатки политической и религиозной власти[95]

. При этом Спенсер допускает, что общество, уже сложившись, воздействует на индивидуумов[96]. Но отсюда не следует, что за обществом признается возможность породить хотя бы мельчайший социальный факт; с этой точки зрения оно может выступать деятельной причиной лишь при посредстве изменений, вызываемых в индивидууме. То есть все коренится в свойствах человеческой природы, исходных или производных. Более того, воздействие социального организма на своих членов не может быть специфическим, ибо политические цели сами по себе ничто, лишь простые обобщения целей индивидуальных

[97]. Значит, социальное влияние представляет собой нечто вроде обращения частной деятельности на самое себя. Важнее всего то, что нельзя понять, в чем оно может состоять в индустриальных обществах, цель которых – как раз предоставить индивидуума его естественным побуждениям, освобождая от всякого социального принуждения.

Этот принцип не только лежит в основе великих постулатов общей социологии, но и служит зерном многих частных теорий. Так, семейную организацию обыкновенно объясняют чувствами родителей к детям и детей к родителям; институт брака толкуют через преимущества, которые он предоставляет супругам и их потомству; наказание – через гнев, который у индивидуума вызывают покушения на его интересы. Вся экономическая жизнь, как ее понимают и объясняют экономисты, в особенности представители ортодоксальной школы, держится в конечном счете на чисто индивидуальном факторе, на желании богатства. Если взять мораль, основанием этики признаются обязанности индивидуума перед самим собой. А в религии видят плод впечатлений, производимых на человека грандиозными силами природы или некоторыми выдающимися человеческими талантами, и т. д.

Но такой метод неприложим к социологическим явлениям без искажения последних. Дабы убедиться в этом, достаточно обратиться к данному нами определению. Так как существенный признак этих явлений заключается в способности оказывать извне давление на индивидуальные сознания, то получается, что они не производятся этими сознаниями и что социология поэтому не есть королларий психологии. Такая принуждающая сила свидетельствует, что явления имеют природу, отличную от нашей, ибо они проникают в нас насильно или по меньшей мере оказывают на нас более или менее ощутимое давление. Будь общественная жизнь просто продолжением индивидуального бытия, мы не наблюдали бы в ней упорного стремления вернуться к своему источнику и подчинить его себе. Власть, перед которой склоняется индивидуум, когда он действует, чувствует или мыслит социально, господствует над ним в такой степени потому, что она – продукт сил, которые превосходят человека и которые он не в состоянии объяснить. Это внешнее давление, им испытываемое, исходит не от него, и он не может объяснить происходящее какими-то внутренними причинами. Да, мы способны принуждать себя, способны сдерживать свои стремления, привычки, даже инстинкты и останавливать их развитие, накладывая запреты. Но эти запреты не следует путать с движениями, составляющими социально принуждение. Первые центробежны, тогда как вторые центростремительны. Одни вырабатываются в индивидуальном сознании и стремятся затем выразиться вовне, а другие вначале находятся вне индивидуума, но потом извне стремятся преобразовать его по своему подобию. Если угодно, запрет есть то средство, которым социальное принуждение выполняет психические действия, но не есть само это принуждение.

Если оставить в стороне индивидуума, останется лишь общество. Значит, в природе самого общества нужность объяснения социальной жизни. Можно предположить, что, раз оно бесконечно превосходит индивидуума во времени и в пространстве, общество в состоянии навязывать ему образы действий и мыслей, осененные коллективным авторитетом. Это давление, отличительный признак социальных фактов, есть давление всех на каждого.