Однако не следует доводить изложенные идеи до крайности, когда они утратят какую бы то ни было ценность. Психофизиология, указав на органический субстрат как на основу психической жизни, часто допускает ту ошибку, что отказывает этой жизни во всякой реальности. Вследствие этого родилась теория, сводящая сознание к некоему эпифеномену. Как-то упускается из вида, что, пусть представления исходно зависят от органических состояний, они сразу после возникновения превращаются в реальности sui generis, автономные и способные, в свою очередь, быть причинами, то есть порождать новые явления. Социология должна всячески остерегаться той же ошибки. Если различные формы коллективной деятельности тоже обладают собственным субстратом и в конечном счете из него возникают, то они, обретая существование, сами делаются начальными источниками влияния, получают собственную дееспособность, оказывают обратное воздействие на причины, от которых зависят. Мы вовсе не намерены утверждать, что экономический фактор – лишь эпифеномен; после возникновения он распространяет вокруг специфическое влияние и может частично изменять субстрат, из которого появился. Но нет никаких оснований так или иначе смешивать его с этим субстратом или видеть в нем нечто фундаментальное. Напротив, все заставляет думать, что этот фактор является вторичным и производным. Отсюда следует, что экономические трансформации, примета нынешнего столетия (замена малой индустрии крупной промышленностью), никоим образом не подразумевают полного переворота и обновления социального порядка, и недомогание, от которого страдают европейские общества, не обусловлено, вероятно, даже этими трансформациями.
Социология и социальные науки (1903)
Социологию обычно называют наукой о социальных фактах, то есть наукой о тех явлениях, которые показывают жизнь самих обществ. Хотя это определение может показаться трюизмом, который никем более не оспаривается, предмет данной науки им далеко не исчерпывается. Действительно, те самые факты, которые приписываются предмету социологии, уже давно изучаются множеством иных научных дисциплин, таких как история религий, права и политических институтов, статистика и экономика. Поэтому мы, по-видимому, сталкиваемся со следующей альтернативой: либо социология разделяет свой предмет с науками, которые именуются историческими или социальными, и, как следствие, постепенно с ними сливается (превращаясь всего-навсего в общее обозначение всех указанных наук), либо это самостоятельная наука с отчетливо выраженной индивидуальностью. Тем не менее, чтобы стать таковой, она должна иметь собственное содержание. Где же возможно его отыскать, если не принимать во внимание явления, изучаемые прочими социальными науками?
Цель настоящей статьи заключается в демонстрации способов разрешения этой задачи. С одной стороны, мы предлагаем признать, что социология является и вообще может быть исключительно системой,
I