Но когда в этих «камбах», наконец, окончательно вызрел предатель, Инти сам стал настаивать: «С ними надо что-то сделать!..» И многие его поддерживали. Кто-то, тот же Маймура, Антонио Хименес по прозвищу Просфора, вслух говорили о том, что лучше их расстрелять, чем тратить на них еду.
Но Фернандо был против. Один. «Они идут с нами…» – эти слова командира тогда перевесили всё, в горячности произнесенное нами. И ответ командира на запальчивые доводы Маймуры был спокойно-категоричным:
– У каждого из нас своя дорога. Ходи своими путями и не спеши прерывать чужой путь. Делай, что должно, а время покажет, суждено ли тебе превозмочь и стать человеком…
Они шли с нами в одной цепочке, делили с нами еду и тепло у костра. Но черви уже точили изнутри их гнилые души…
Они остались там, в отряде Хоакина, чтобы сделать своё черное дело. Уго Сильва, по прозвищу Чинголо, и Эусебио Тапиа, две гиены, ночью, украдкой покинувшие своих обреченных товарищей. Они безоглядно ломились сквозь джунгли, но запах больной человеческой плоти неотступно преследовал, гнался за ними по пятам, заставляя трепетать их звериные ноздри… А потом они визжали под коваными сапогами полковника Реке Терана, покрывая деревянные полы следственных кабинетов кровавой пеной. И они пообещали. И то, с каким сладостным старанием они взялись выполнять обещанное, свидетельствовало об одном: кованые сапоги Терана всего лишь «помогли» этим признаниям вырваться из самых глубин их нутра, зловонного и гнилого.
И они вернулись. И привели с собой солдат и рейнджеров, натасканных янки на поиск окровавленных партизанских следов. Сильва привел эту свору к пещерам. Ко всем четырем, где мы так старательно и надежно укрыли боеприпасы, оружие и консервы. Там были спрятаны лекарства, в том числе ампулы и таблетки против астмы Фернандо. Там лежали документы, пленки и фотографии членов отряда. И снимки Фернандо.
Мне никогда не забыть тот день, когда мы слушали по радио новость об этом. Мы ничего не ели в тот день. И не пили. «Черный день», – прохрипел Фернандо, выключив транзистор. Каково ему было сознавать, что теперь он остается один на один с болезнью, которая уже сомкнула у него на горле свои костлявые пальцы? Но мы не догадывались, что у чёрного бывают оттенки, и что крайняя степень черного – пустота…
А пустота уже начала сочиться. Они уже взяли след, и сельва всё теснее сжимала свои удушающие тиски вокруг отряда Хоакина.
Онорато, пожалуй, был одним из немногих крестьян в «Красной зоне», чьё расположение мы заслужили. За всё время пребывания там. А ведь именно на кампесинос и рассчитывал Фернандо. В первую очередь. Наша герилья призвана была зажечь их сердца, заставить проснуться их погруженное в сон сознание. Но сплошным, непроницаемым для свежего воздуха одеялом покрывала их головы душная сельва. Наш призыв, нам казалось, тонет в этой зеленой трясине, не рождая ни эха, ни отзвука. Так нам казалось тогда. Но фантомы и призраки не есть что-то сверхъестественное для не спавших, не евших, не пивших на протяжении нескольких суток подряд…
Но Оронато можно было доверять. Так мы думали. Так нам казалось. И деваться нам было некуда. В первый раз мы с ним повстречались еще в начале тренировочного похода. Мы тогда под проливным ливнем, не прекращающимся вторую неделю, сумели переправиться через Рио-Гранде. Командир тогда очень радовался.
– Мы, наконец-то, пересекли Иордан, – смеялся он, мокрый до нитки, но не унывающий.
Тогда ещё все были живы… Сан-Луис, Пачо, Бенхамин и Карлос… Мы смеялись вместе со своим командиром: ещё бы, мы выдержали первое серьезное испытание, преодолев эту жуткую реку – неукротимые массы глинисто-бурой воды, несущей в своих бурунах вырванные с корнем деревья и туши животных… Тогда, между Рио-Гранде и Масикури мы и повстречали хижину Рохаса. Дождь лил, не переставая, и командир сказал нам:
– А, может, мы вышли из вод всемирного потопа? А этот крестьянин – голубь с веткой в клюве.
На нем была простая рубаха из грубого полотна, чистая и свежая. И он, действительно, напомнил мне голубя. Такой же безразлично-воркующий. От порога на нас с оскаленными пастями кинулись лохматые злобные псы. Все приостановились, и Коэльо вскинул винтовку. И только Фернандо, шедший впереди всех, и впереди Онорато, не сбавил шаг.
Как ни в чем не бывало, он подошел к собакам, а они уже виляли хвостами. Наклонившись, он потрепал их по загривку – сначала одну, а потом вторую. Удивительно, как животные любили Фернандо…
Признаюсь, эта сцена произвела на всех сильное впечатление. А больше других – на крестьянина. Не только бесстрашие командира. Вовсе нет… Ещё что-то…
Моро дал его младшему сыну, совсем еще малышу, порошок от глистов. А старший, рахитичный подросток, мучился от гноящейся раны – следа от удара лошадиным копытом. Доктор обработал ее дезинфицирующим раствором и сделал мальчику перевязку. Мы купили у Рохаса продукты и мясо, и он проводил нас и показал тропинку в сторону Масикури. И согласился и впредь помогать нам.