Как раз в это время из спальни вышла Анна Михайловна, вид её был бледным и очень уставшим, походка шаткой, а глаза красными от постоянного наплыва слёз. Она просто побрела по узкому коридору мимо кухни, не обращая ни на кого внимания. Тихонько сев на кресло в гостиной, где собрались все подозреваемые, она опустила голову, создав жуткую мрачную тень на глазах. Медленно, словно подбираясь к перепуганному животному, Градатский подошёл к ней, присев на одно колено и изобразив крайне сочувствующий вид. Его глаза были такими правдивыми и честными, что иной раз не верится в их абсолютную апатичность. Шепчущим голосом он обратился к ней и услышал такой же тихий короткий отзвук. Градатский умеет найди общий язык с кем бы то ни было и в каком бы тот состоянии не находился. Он аккуратно расспрашивал её о муже, стараясь не отпугнуть и не ввести в истерию. Однако даже он смог выудить всего пару фраз из практически безнадёжной души. Казалось, её горе так велико, что по нему совершенно не скажешь, что эта красивая женщина с пышными формами периодически подвергалась жестокому насилию. О чём свидетельствуют ушибы, ловко сокрытые макияжем и одеждой. Быть может, она так сильно любила, поэтому и терпела страшные истязания, или же напротив просто боялась противостоять могучей силе. Но тем не менее сейчас страдает точно так же, как и раньше. Даже после смерти муж приносит ей только боль и страдания, не отпуская её из сооружённой им клетки. Градатский немногое смог узнать у неё, но даже этого ничего было вполне для него достаточно. Он выяснил, что господин Савенин и ранее предпринимал попытки суицида, только было это в его психическом бреду, который преследовал его вот уже тридцать с лишним лет. Где и как он получил такое проклятье она не знает, так как познакомилась с ним уже после. Глаза его в момент больной одержимости бездумно перемещались, словно разрываясь от обилия направлений, а тело мякло, будто его облили кипятком. Разум мутнел и извергал какие-то бессвязные фразы, которые, как видно, всплывали из самых потаённых закоулков его памяти. Из таких тёмных и тернистых, что на трезвую голову к ним было бы невозможно подобраться. Что творилось в голове пожилого предпринимателя было ведомо лишь одному Богу.
Градатский оставил в покое бедную женщину, довольствуясь малым, и просто сел на свободное кресло, продолжая растекаться в мучительном ожидании. Лицо его несмотря на трагичную ситуацию было уж слишком довольным, оно не было занято бурными размышлениями, как у Боровского, было оно спокойным, как и его разум, в котором царил полный штиль. Казалось, что ему уже всё известно, и он просто ждёт, когда к нему на блюдечке с голубой каёмочкой принесут последний кусок этой прелестной загадки. И вот же чёрт! Он точно знал, когда и кто ему это принесёт, оттого москя с растянутой пугающей ухмылкой создавало напряжение среди и так натянутой массы.
Внезапный дверной хлопок. И, следуя химической реакцией, за ним следовали тяжёлые грохочущие шаги кожаных сапог. Квадратное лицо с угловатым подбородком быстро вломилось в гостиную, оглядев её раздражённым взглядом. Мужчина крепкого, даже мускулистого телосложения широким размахом вошёл в комнату. Паспорта он не предъявил, так как его плотно облегающий мундир сразу и громко заявлял: «Власть! Власть пришла!». Непринуждённо оправив бакенбарды, он, растопырив глаза, уставился на улыбающегося Градатского. И взвыл его голос, как взвывает сирена.
— Ка-акого ты…
После этого выражения должны были последовать бранные высказывания, который быстро остановил бравый полицейский Яша.
— Не выражайтесь на людях, господин Молотин, — писклявым голосом.
— Да, как жешь не… он жешь! Градатский, ради божьей матери, скажи, что ты здесь трешься?
— Твою работу делаю, — играясь, ответил он. — А вот где тебя черти носят, вопрос хороший.
— У власти забот полон рот! Я улики собирал.
— Да-да, конечно.
Тут же в разговор влетел разъярённый Виктор Георгиевич, недовольно изъясняясь:
— Наконец-то я вижу адекватного служителя закона. Хоть Вы то скажите, зачем нас здесь держат? Слепой бродячей псине видно, что дело глухо и решать здесь нечего. Эти, — указал на Градатского, — лишь спрашивают, а ничего толкового не говорят, лишь крысятся по уголкам, шепчась.
— Терпения-терпение. Следствие уже всё установило, и я пришёл сюда, чтобы огласить его результаты.
Градатский радостно улыбнулся и снова сел на кресло, закинув ногу на ногу, словно перед театральным представлением. К этому же моменту на возгласы пришёл и Боровский, навострив уши.
— У меня есть неопровержимое доказательство, — начал Молотин, — что это было самоубийство. Предсмертная записка господина Савенина, написанная его почерком и найденная в его фраке. Я уходил к экспертам проверить подлинность, — тут он достал свёрнутый листок бумаги из нагрудного кармана. — В нём говорится следующее.