«Я больше не могу это выносить. Я страшно виновен и грешен… Перед тем как уйду на смертный эшафот и встречусь с дьяволом в аду, я должен излить свою поганую душонку.
Когда-то давно, когда был ещё молод и задорен я побывал на горах Кавказа в одном неприметном городке, где занимался ростовщичеством. Город был небольшим, а жили в нём по большей части трудяги да дети, и я, прикинувшийся добрым самаритянином, который так просто готов поделиться своим богатством. Много народу ко мне обращалось, благодарили меня с безудержным блеском глаз, кланялись в ноженки, как батюшке. И так ко мне как-то раз подошли двое чернобровых молодцов, с виду русские, чуть младше меня самого, и попросили денег в долг… а я по «доброте душевной» одолжил им. Шло время, и я начал собирать долги… вот очередь дошла до них. И, как и все, они были не готовы, и я дал им ещё время… и ещё… и ещё. Так прошло три весны и две зимы. Как сейчас помню, я выпивал в местном кабаке, а выпивал я знатно тогда… до розовых соплей и свинячьих визгов… и тут ко мне подходит тот самым черныш, кажется старший из двух братьев, в белой рубашке, видно единственной на всю семью, и отдаёт мне ту сумму, что занимал… копейка к копейке. Я потрепал его за щеку и сказал ему, что надобно и проценты заплатить. Тот удивился, но согласился, попросив ещё времени. Я в пылу ярости и второго десятка стаканов горячей, не стал слушать его россказни и, выхватив шашку из рук малахольного басурмана… как пырнул его в грудь. Тот час же умертвился и к Богу душу отправил. Только после я опомнился, что натворил, вынимая окровавленную клинок. Ко мне подбежал младший его брат и откинул от тела… а какие у него были глаза. Налившиеся кровью и слезам мутные глаза…
Каждую ночь после они преследовали меня, в каждом человеке я видел этого парнишу… в каждой тени выделялась его фигура. Я убежал из трактира, с самого Кавказа. Дело замяли… я к тому времени разжился нужными связями. Но сердце не купишь. Эти мстительные глаза преследовали мене по всей России, от них нельзя было скрыться… они сводили меня с ума.
Теперь я хочу избавиться от страха и от этой жалкой жизни. Прощайте и не поминайте».
— Хкм, — издал Молотин, прочитав. — Почерк был сверен с личной перепиской господина Савенина… специалисты проверили. Помимо этого, опросив свидетелей и осмотрев кабинет, я установил, что все улики так или иначе наталкивают на самоличный уход из жизни. Это и слова служанки о том, что тело качалось, когда она вошла, и неладное психическое состоянии, и, конечно же, само это письмо. Как не прискорбно сообщать, но окончательно и бесповоротно это самоубийство.