Пушки острова Наварон

– Ну, выяснил что? – Интонация вопроса однозначно давала понять, что новостей он ожидал лишь самых худших. – Куда теперь-то? Родос? Бейрут? К каирским котлам с мясом?[16]

– Говорят, Термоли.

– Термоли, ах вот как? Да я всю жизнь мечтал там побывать! – Миллер на секунду умолк. – И где же, черт побери, этот Термоли находится?!

– Вроде в Италии. Где-то на юге Адриатики.

– О нет! – возопил капрал. Затем перевернулся на бок и натянул одеяло на голову. – Не-на-ви-жу спагетти!

Глава 2

Четверг, 14:00–23:30

Посадка на аэродроме Термоли, располагающемся на побережье Адриатического моря в Южной Италии, в точности до кочки и выбоины походила на мучительный взлет в Мандракосе. Тамошняя авиабаза истребителей официально и весьма оптимистично числилась заново отстроенной, однако на поверку являлась не более чем наполовину завершенной, что ощущалось буквально на каждом метре пыточного приземления и стремительного пробега до сборной диспетчерской вышки в восточной части аэродрома. По выгрузке из самолета на земную твердь Мэллори и Андреа вид имели не особенно радостный. Миллер же, широко известный своим почти патологическим отвращением и ненавистью ко всем мыслимым видам транспорта, вышел последним и вовсе пошатываясь, и выглядел он при этом действительно скверно.

У бедняги-капрала даже не оказалось времени пожаловаться и получить причитающуюся порцию сочувствия. К бомбардировщику немедленно подкатил закамуфлированный джип Пятой армии Великобритании, и сержант за рулем, быстро и молча удостоверившись в их личностях, пригласил жестом в машину. Так же молча, с каменным выражением лица, он повез их по разбомбленным улицам истерзанного войной Термоли. Подобная нарочитая неприветливость совершенно не обеспокоила Мэллори. Водителю, очевидно, было настрого велено не разговаривать с ними, к чему капитан за время службы уже давно успел привыкнуть. Отрядов из «неприкасаемых», размышлял Мэллори, не так уж и много, но вот его группа, несомненно, как раз к таковым и относится, и разговаривать с ними никому, за весьма редким исключением, не дозволяется. Такое отношение вполне понятно и даже простительно, вот только с годами становится все более и более утомительным. А иногда ведь так хочется просто перекинуться парой слов со своим ближним!

Через двадцать минут джип остановился перед широкими ступенями какого-то особняка в предместье города. Водитель лишь указал на вооруженного часового наверху лестницы, который сходным образом ограничился формальным отданием чести. Судя по всему, они прибыли в место назначения, и Мэллори, не желая нарушать обет молчания молоденького сержанта, вышел из машины, не дожидаясь дальнейших указаний. Остальные последовали его примеру, после чего джип немедленно укатил прочь.

Особняк, а скорее эдакий скромный дворец, являл собой великолепный образчик архитектуры позднего Ренессанса, со всеми причитающимися колоннадами, колоннами и прочими атрибутами, изготовленными из жилковатого мрамора, однако капитана более интересовало внутреннее содержимое здания, нежели его наружная отделка. На верхней площадке путь троице преградил молодой капрал, более смахивающий на сбежавшего из дому старшеклассника, пускай даже и с винтовкой Ли-Энфилда в руках.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Капитан Мэллори.

– Удостоверение, расчетная книжка?

– О нет! – простонал Миллер. – Меня и без того мутит.

– У нас ничего нет, – спокойно ответил Мэллори. – Будь так добр, пропусти нас внутрь.

– Но у меня приказ…

– Знаю, знаю, – успокаивающе перебил бдительного стража Андреа. Он слегка подался вперед, без видимых усилий вырвал винтовку из отчаянной хватки капрала, выщелкнул из нее обойму, сунул ее в карман и отдал оружие часовому. – Будь так добр, тебе говорят.

Красный от ярости, юнец чуть поколебался, взглянул на трех мужчин более внимательно, развернулся, распахнул дверь и жестом пригласил их следовать за собой.

Взорам трех коммандос предстал длинный, выстланный мрамором коридор с витражными окнами с одной стороны и гигантскими картинами маслом, перемежающимися отделанными кожей двойными дверьми – с другой. На полпути по галерее Андреа хлопнул часового по плечу и молча вернул ему обойму от винтовки. Тот неуверенно улыбнулся и так же молча вставил ее в оружие. Шагов через двадцать юный капрал остановился перед последними дверьми, постучался и после приглушенного ответа толкнул одну створку. Пропустив вперед троицу, он из коридора закрыл за ними дверь.

Помещение, очевидно, являлось главной гостиной особняка – или же дворца, – о чем кричали едва ли не средневековая роскошь меблировки, до последней ножки из темного дуба, тяжелые парчовые занавески, кожаная обивка, фолианты в кожаных переплетах, множество картин, бесспорно, старых мастеров на стенах и, наконец, растекшееся во весь пол море ковра цвета потускнелой бронзы. От всего этого богатства не стал бы воротить нос даже привередливый аристократ довоенной Италии.