Сержант поколебался, затем подобрал тяжелую латунную кочергу и принялся сгибать ее голыми руками. Кочерга, несомненно, и не думала сдаваться просто так: лицо парня побагровело, на лбу проступили вены, на шее вздулись сухожилия, а руки тряслись от напряжения, но медленно и неумолимо инструмент принял U-образную форму. Чуть ли не с виноватой улыбкой Рейнольдс протянул изувеченную кочергу Андреа, и тот неохотно взял ее. Он изгибался всем телом, костяшки у него так и светились белым, однако форма инструмента нисколько не изменилась. Грек задумчиво глянул на сержанта и тихонько положил кочергу на пол.
– Ну, видите? – снова заговорил Йенсен. – Устали. Или вот сержант Гроувс. Примчался из Лондона, по пути заглянул на Ближний Восток. Бывший штурман авиации со вновь приобретенными навыками по диверсиям, взрывчатке и электрооборудованию. Незаменим при установке мин-ловушек, часовых бомб и скрытых микрофонов, а вдобавок еще и ходячий миноискатель. А сержант Сондерс – первоклассный радист.
Миллер угрюмо бросил Мэллори:
– Ты старый беззубый лев. Пора уже в отставку.
– Не мели вздор, капрал! – резко выпалил Йенсен. – Шесть – идеальное число. Вас дублируют в каждой области, и парни более чем хороши. Их помощь будет неоценима. И если это хоть сколько-то смягчит твою уязвленную гордость, изначально их отобрали вовсе не для вашего сопровождения. Их отобрали на тот случай, если бы вы… э-э-э… хм…
– Я понял. – Тон Миллера, однако, красноречиво давал понять, что убедить его кэптену так и не удалось.
– Значит, все ясно?
– Не совсем, – отозвался Мэллори. – Кто командир?
– Ты, конечно же, – искренне изумился Йенсен.
– Значит, так. – Мэллори заговорил спокойно и дружелюбно. – Насколько я понимаю, в нынешнее время упор в обучении – особенно у коммандос морской пехоты – делается на инициативность, уверенность в себе, независимость мышления и действий. Что ж, прекрасно – на тот случай, если их угораздит попасться в одиночку. – Капитан улыбнулся, однако скорее осуждающе. – Во всех остальных случаях я буду ожидать неукоснительного, безусловного и точного выполнения приказов. Моих приказов. Подчеркиваю, мгновенного и точного.
– А если нет? – подал голос Рейнольдс.
– Излишний вопрос, сержант. Вам известно, каково наказание в военное время за неподчинение офицеру в боевой обстановке.
– То же самое относится и к вашим друзьям?
– Нет.
Рейнольдс повернулся к Йенсену:
– Пожалуй, мне это не нравится, сэр.
Мэллори устало опустился в кресло, закурил сигарету и, указав кивком на Рейнольдса, проговорил:
– Замените его.
– Что?! – не поверил своим ушам кэптен.
– Я сказал, замените его. Мы еще даже не выступили, а он уже позволяет себе усомниться в моих решениях. А во что это выльется в бою? Он опасен. Уж лучше я буду носить на себе взведенную часовую бомбу.
– Послушайте-ка, Мэллори…
– Замените его или меняйте меня.
– И меня, – тихо проговорил Андреа.
– И меня, – присоединился Миллер.
В гостиной на какое-то время воцарилась далеко не дружелюбная тишина. Затем Рейнольдс подошел к Мэллори:
– Сэр.
Ответный взгляд капитана ободрения отнюдь не выражал.
– Прошу прощения, – продолжил Рейнольдс. – Я вышел за рамки дозволенного. Одну и ту же ошибку я дважды не совершаю. Я хочу отправиться на это задание, сэр.
Мэллори переглянулся с Андреа и Миллером. На лице последнего только и читалось что потрясение от столь безрассудного рвения в бой. Андреа же, как обычно невозмутимый, чуть заметно кивнул. Тогда Мэллори улыбнулся и произнес:
– Полагаясь на кэптена Йенсена, уверен, вы окажетесь ценным приобретением.
– Значит, разобрались. – Йенсен прикинулся, будто не заметил едва ли не осязаемого ослабления напряженности в зале. – А теперь сон. Но сперва прошу уделить мне несколько минут – отчет о Навароне, как вы понимаете. – Он взглянул на трех сержантов. – Боюсь, это секретно.
– Слушаюсь, сэр, – откликнулся Рейнольдс. – Тогда мы отправляемся на аэродром для проверки плана полета, прогноза погоды, парашютов и снаряжения?
Кэптен кивнул. Стоило двери за морпехами закрыться, и Йенсен подошел к боковой двери, распахнул ее и произнес:
– Генерал, прошу.
В гостиной появился очень высокий и необычайно худой мужчина. Возрастом наверняка около тридцати пяти, выглядел он тем не менее много старше. Тревоги, изможденность, бесконечные лишения – неотъемлемая составляющая, пожалуй, слишком многих лет беспрестанной борьбы за выживание – обильно высеребрили некогда черные волосы и глубоко прорезали загорелое лицо складками физических и душевных страданий. Темные глаза его так и сверкали – то были гипнотизирующие глаза человека, фанатично преданного неким все еще неосуществленным идеалам. Мужчина был облачен в форму офицера английской армии без всяких знаков различия и эмблем.
– Джентльмены, генерал Вукалович, – представил его Йенсен. – Генерал – заместитель командующего партизанскими силами в Боснии и Герцеговине. ВВС доставили его к нам вчера. Здесь он находится под видом партизанского врача, прибывшего за медикаментами. Его подлинная личность известна только нам. Генерал, вот ваши люди.