Пушки острова Наварон

– Продолжать огонь! – заорал Вукалович. – Не останавливаться! Они наступают! – Он выпустил очередь из автомата и бросил Стефану: – Наши друзья внизу знают, что сейчас начнется.

– Должны, – согласился Стефан, затем выдернул шнур немецкой гранаты и бросил ее вниз по склону. – Мы им преподали уже достаточно уроков.

Из-за туч в очередной раз вышла луна. Передовые линии немецкой пехоты находились уже не далее чем в двадцати пяти метрах. Обе стороны принялись обмениваться выстрелами в упор и метать гранаты. Несколько немецких солдат упало, но за ними появилось еще больше, и все они без промедления кидались на редут. На короткое время порядки смешались, кое-где завязались яростные рукопашные схватки. Люди кричали друг на друга, проклинали друг друга, убивали друг друга. Однако редут держался. Внезапно луна вновь скрылась за плотными тучами, в ущелье опустилась тьма, и всеобщая свалка постепенно замерла. Отдаленный артиллерийский грохот и минометный обстрел утихли, а затем и вовсе прекратились.

– Ловушка? – спокойно спросил Вукалович у Стефана. – Как думаешь, снова попрут?

– Не этой ночью, – уверенно отозвался тот. – Они храбрецы, но…

– Но не безумцы?

– Но не безумцы.

Открывшаяся рана заливала кровью Стефану лицо, и все же он улыбался. Затем майор поднялся и обернулся к подоспевшему сержанту-здоровяку, который небрежно отдал честь и доложил:

– Они отступили, товарищ майор. На этот раз наши потери – семь человек убитыми и четырнадцать ранеными.

– Поставь пикеты внизу метров через двести, – приказал Стефан и обратился к Вукаловичу: – Слышали, генерал? Семь убитых. Четырнадцать раненых.

– Сколько остается?

– Двести. Может, двести пять.

– И это из четырехсот, – скривился Вукалович. – Боже мой, из четырехсот!

– Причем шестьдесят из них ранены.

– По крайней мере, теперь их можно отправить в госпиталь.

– Госпиталя больше нет, – мрачно сообщил Стефан. – Не успел доложить. Сегодня утром разбомбили. Оба врача погибли. И все наши медикаменты – бах! – и все.

– Уничтожены?! Все?! – Генерал погрузился в молчание. – Из штаба пришлют немного. Ходячие раненые могут добраться до него сами.

– Раненые не уйдут, генерал. Не теперь.

Вукалович понимающе кивнул и продолжил:

– Что с боеприпасами?

– На два дня. На три, если будем беречь.

– Шестьдесят раненых. – Генерал потрясенно покачал головой. – И практически никакой медицинской помощи. Боеприпасов почти нет. Провизии тоже. И никакого укрытия. И они не уйдут. Они тоже безумцы?

– Да, товарищ генерал.

– Я спущусь к реке. Повидаюсь с полковником Лазло в штабе.

– Так точно, товарищ генерал. – Стефан слабо улыбнулся. – Сомневаюсь, что вы застанете его в лучшем душевном расположении, нежели у меня.

– Я и не надеюсь, – отозвался Вукалович.

Стефан отдал честь, развернулся и отер кровь на лице. Затем сделал несколько неуверенных шагов и склонился похлопотать над тяжелораненым. Генерал без всякого выражения понаблюдал за ним, только и качая головой. Потом тоже развернулся и ушел.

Мэллори покончил с едой и закурил сигарету.

– Так что предпримут партизаны в Зенице-Клети, или как там она называется? – спросил он.

– Они собираются прорваться, – ответил Нойфельд. – Во всяком случае, попытаются.

– Но, по вашим словам, это невозможно.

– Попытаться-то этим психам-партизанам ничто не помешает. Как бы я хотел, – с горечью продолжил гауптман, – чтобы мы вели нормальную войну против нормальных людей, вроде англичан или американцев. Как бы то ни было, мы располагаем информацией, причем весьма достоверной, что попытка прорыва неминуема. Проблема в том, что прохода два, не говоря уж о том, что они могут атаковать мост через Неретву. И место предстоящего прорыва нам неизвестно.

– Все это очень интересно. – Андреа кисло глянул на слепого музыканта, по-прежнему заходящегося собственной интерпретацией старинной боснийской любовной песни. – А теперь мы можем поспать?

– Боюсь, не этой ночью. – Нойфельд обменялся ухмылками с Дрошным. – Вот вы-то и выясните для нас, где они предпримут этот прорыв.

– Кто? Мы? – Миллер осушил стакан и потянулся за бутылкой. – Безумие определенно заразительно.

– Партизанский штаб отсюда в десяти километрах, – как будто и не слышал его гауптман. – Пойдете туда как взаправдашняя английская разведывательная миссия, якобы сбившаяся с пути. А когда разнюхаете их планы, скажете, мол, вам надо в главный партизанский штаб в Дрваре, куда, естественно, не пойдете. Просто вернетесь сюда. Что может быть проще?

– Миллер прав, – твердо заявил Мэллори. – Вы сошли с ума.

– Что-то многовато говорим мы о безумии, – улыбнулся гауптман. – Быть может, вы предпочтете, чтобы капитан Дрошный отдал вас своим людям? Можете не сомневаться, они глубоко скорбят о своем… э-э-э… погибшем товарище.

– Вы не можете посылать меня и моих людей на это задание! – взорвался командир коммандос. – Партизаны обязательно получат радиограмму насчет нас. Рано или поздно. И тогда… Вряд ли мне стоит объяснять, что тогда произойдет. Вы просто не можете требовать от нас, чтобы мы явились к ним.