Пушки острова Наварон

– Двадцать минут, – выпалил сержант. – Двадцать минут, а Сондерса все нет.

– Ладно, двадцать минут, – терпеливо отозвался командир коммандос. – Возможно, возникли сложности с установкой связи, на передачу самого сообщения времени нужно совсем немного.

– Да, сэр. Разрешите проверить, сэр?

Мэллори устало кивнул и закрыл глаза. Рейнольдс схватил «шмайссер» и тихонько закрыл за собой дверь в лачугу. Затем снял автомат с предохранителя и пустился бегом через лагерь.

В радиоточке по-прежнему горел свет, и Рейнольдс попытался вглядеться внутрь через окошко, однако сквозь иней разобрать ничего не удалось. Морпех двинулся к двери и обнаружил ее приоткрытой. Он опустил палец на спусковой крючок и распахнул дверь тем самым приемом, каким всех коммандос и обучают открывать двери – сильным пинком правой ноги.

В радиоточке никого не было – точнее, никого, представлявшего опасность для морского пехотинца. Медленно Рейнольдс опустил автомат и нерешительно, даже словно бы зачарованно, шагнул внутрь. На лице его застыло потрясение.

Сондерс сидел за столом, словно бы в утомлении завалившись корпусом вперед. Голова его, вывернутая под неестественным углом, покоилась на столешнице, руки безвольно свисали вдоль тела. Меж лопаток торчала рукоять ножа, и Рейнольдс подсознательно отметил почти полное отсутствие крови: смерть наступила мгновенно. На полу искореженной грудой металла валялся передатчик – и восстановлению он явно не подлежал. Осторожно, практически не отдавая отчета в своих действиях, морпех тронул мертвеца за плечо. Сондерс словно бы шевельнулся, голова его поехала по столу, и тело завалилось набок и грузно рухнуло прямо на разбитый передатчик. Рейнольдс склонился над убитым товарищем. Прежний бронзовый загар кожи поблек до оттенка пожухлого пергамента, незрячие потускневшие глаза бессмысленно караулили покинувшую тело душу. Морпех с горечью выругался и бросился вон из избушки.

В гостевом доме все спали – во всяком случае, так казалось со стороны. Рейнольдс кинулся к Мэллори, опустился на колено и грубо затряс его за плечо. Тот пошевелился, с трудом разлепил глаза, поднялся на локте и без всякого восторга воззрился на сержанта.

– Среди друзей, ты говорил! – злобно зашипел Рейнольдс. – Превосходная охрана! Сондерсу ничего не угрожает! Говорил, что знаешь! Черта с два ты знал, как же!

Мэллори резко сел на матрасе, сон с него как рукой сняло.

– Сондерс?

– Думаю, тебе лучше пойти со мной.

Двое мужчин молча покинули избушку, так же молча пересекли безлюдный лагерь и так же молча вошли в радиоточку. Мэллори, впрочем, остался на пороге. Не дольше, пожалуй, десяти секунд, для Рейнольдса тем не менее растянувшихся на целую вечность, капитан холодно взирал на мертвеца и разбитый передатчик, совершенно не выдавая охвативших его чувств. Рейнольдс принял выражение лица командира – точнее, отсутствие такого – за нечто другое и уже не смог сдерживать кипящую ярость.

– Так и будешь стоять здесь всю ночь? Может, черт возьми, сделаешь что-нибудь?

– Каждая собака имеет право укусить разок, – спокойно отозвался Мэллори. – Но больше не смей со мной так разговаривать. И что, по-твоему, я должен делать?

– Что делать? – Рейнольдс, надо отдать ему должное, попытался взять себя в руки. – Найти милого джентльмена, сотворившего это.

– Найти его будет нелегко, – рассудительно заметил Мэллори. – А скорее, и вовсе невозможно. Если убийца из лагеря, то теперь заляжет на дно. А если пришлый, то к этому времени он отсюда уже за километр, и с каждой секундой удаляется все дальше. Сходи разбуди Андреа, Миллера и Гроувса, пусть идут сюда. А потом найди майора Брозника и расскажи ему о случившемся.

– Им я тоже расскажу, что произошло, – ожесточенно бросил морпех. – И еще расскажу, что этого не произошло бы, если бы по моему совету выставили часового. Но кто я такой, чтоб меня слушать!

– Что ж, ты был прав, а я ошибался. А теперь делай что велено.

Рейнольдс, однако, уходить не спешил – он был на грани открытого бунта. В своей ярости он и не думал скрывать охватившие его презрение и подозрение. Но вдруг на лице командира мелькнуло какое-то странное выражение, и настрой морпеха разом сместился в сторону здравомыслия и субординации, и тогда он угрюмо кивнул, развернулся и вышел из избушки.

Мэллори дождался, когда сержант скроется за углом, достал фонарь и принялся осматривать утоптанный снег возле двери в радиоточку, не особенно, впрочем, надеясь на какой-то результат. Тем не менее практически сразу он кое-что заметил и принялся внимательно изучать находку.