Революция

– Рукой подать… Не знаю, наши это или ихние… едут спокойно, приглядываются.

Гарса развернул эскадрон, и они осторожно двинулись вперед, бросив поводья и держа карабины наготове. Мартин тоже вынул свой из чехла, дослал патрон, перекинул оружие поперек седла. Он дышал медленно и размеренно, как его научили, чтобы голова оставалась холодной и пульс не частил. От напряжения сохло во рту, мурашки бежали по коже, а из всех органов чувств остались два – зрение и слух.

И, выехав наконец из рощицы, он увидел человек десять верховых. Они ехали вдоль канала россыпью, на расстоянии друг от друга. Теперь уже нетрудно было узнать в них солдат Каррансы, так что обошлось без команды, без криков и вопросов. С обеих сторон открыли огонь – плотный, частый и торопливый. Мартин, привстав на стременах, добавил в него и свои три выстрела. И видел, как два всадника упали, а под третьим конь взвился на дыбы, замолотил в воздухе передними ногами. Остальные повернулись и галопом ускакали.

Вильисты пересекли канал. Двое всадников в форме федеральной армии лежали на земле, пачкая кровью траву. Один молодой, второй казался стариком – потому, быть может, что пуля стесала ему половину черепа и мозги разлетелись по траве, как красные цветы. У молодого, упавшего навзничь, руки были скрещены на груди, глаза полуоткрыты и неподвижны, а на лице замерла странная улыбка, открывавшая зубы под редкими усиками, больше похожими на юношеский пушок. Покуда несколько человек слезали с коней, чтобы обшарить карманы убитых, забрать оружие и снять сапоги, Мартин подъехал к лошади, которая все еще билась, ржала и поводила выпученными от боли глазами, – брюхо ее было вспорото несколькими пулями. Поглядев на нее с высоты седла, он наклонился, приставил ствол карабина к ее голове и добил.

Геометрия хаоса, подумал он, передергивая затвор. Нечем утешаться тут, как, наверно, и в самой жизни. Война – это полезная очевидность для тех, кто научился на нее смотреть: она помогает сохранять душевное равновесие при взгляде на извращенность космической геометрии. Ценный урок для тех, кто так или иначе, не обманывая себя и не отказываясь платить, сколько скажут, способен различить прямые и кривые, углы и случайности, подчиняющиеся тем неумолимым законам, что действуют под холодным куполом неба, где нет богов.

Штаб был развернут на перроне. Неподалеку от вокзала пушки вильистов били прямой наводкой по защитникам Селайи, откуда велся ответный артиллерийский огонь: если разрывы ложились слишком близко, лошади вставали на дыбы. Сновали вперед и назад ординарцы, а сотни солдат и лошадей накапливались поблизости. Видно было, что бой идет тяжелый – было много раненых, а уцелевшие не поспевали вскрывать цинковые ящики и заполнять гнезда патронташей.

– У-у, р-раздолбаи, мать их так и перетак, – гремел Панчо Вилья. – Назвать всех поименно, я их всех, сукиных детей, расстреляю.

Хотя обстановка складывалась благоприятно, настроение у генерала было отвратительное. Для орудий Северной дивизии – двадцати двух французских «сен-шомонов» и мексиканских «мондрагонов» – не хватало снарядов, потому что американцы, обычно поставлявшие боеприпасы, теперь отправляли их в Европу. Снаряды, которые почти кустарным способом производили в Чиуауа, используя для воспламенителей пистолетные патроны, слишком часто оказывались никуда не годными.

– Всех расстреляю! – повторил Вилья.

От раскатов генеральского гнева бледнели штабные, стоявшие вокруг стола с разостланными на нем картами. Здесь были полковник Очоа, Кануто Рейес и Эстрада, индеец Сармьенто и еще несколько человек из его ближайшего окружения. Вдалеке, там, где обрывалась изрезанная линиями каналов зеленая равнина и через равные промежутки вставали столбы пыли от разрывов, угадывался город Селайя, с восточной стороны окруженный холмами. День доживал последние часы, и небо из ярко-синего сделалось бледно-серым.

– А-а, пожаловали, – сказал Вилья при виде Хеновево Гарсы и Мартина. – Какой хренью вы там занимались?

Гарса, привычный к его наскокам, ответил спокойно:

– Исполняли ваши приказы, генерал. Шли вдоль реки.

– И докуда дошли?

– В лиге от Селайи остановились.

– А на нас там налетела кавалерия, но мы ее отогнали километров на пятнадцать. Как оленей гнали. Потом еще раз попытались, да вот Эстрада отбил их… И с тех пор не видели ни одного конного каррансиста. А вы?

Гарса подошел к столу и показал на карте:

– Мельком. Разъезд показался, мы его пуганули, он и убрался… Воля ваша, генерал, но мне странно, что конницы не видно.

– Это добрый знак. Это значит, что у Обрегона нехватка людей и он будет использовать кавалерию как пехоту.

– Вот оно что…

Мартин, державшийся позади, стал понимать смысл недавних событий: войска Каррансы были разбиты у ранчо Эль-Гуахе, потеряли убитыми и ранеными не меньше пятисот человек, однако сумели отступить к Креспо, а когда их вытеснили и оттуда – отошли на укрепленные позиции вокруг Селайи, где благодаря каналам, траншеям и волчьим ямам по обе стороны железной дороги и шоссе смогут держать оборону.