Революция

– Придумали, – продолжал он, – спрятать золото в Штатах. Так и поступили. Вроде страховки на тот случай, если после революции останутся такими же голодранцами, как и до нее… и зачем тогда они все это затевали? Немножко – чтобы подозрений не вызвать – отщипнули, а остальное спрятали в заброшенной шахте в Сьерра-Дьябло. Люди были предусмотрительные, однако вам благодаря не вышел у них этот номер.

Гарса все еще пребывал в сомнениях:

– Неужто вы в это верите, генерал?

Вилья сурово кивнул:

– Мы с тобой часто видали, как помирают добрые христиане. Кто одной ногой в могиле стоит, врать не будет. И зачем бы Маргарито врать? Он сказал, что ему душу тяготит то, что он сделал, главным образом потому, что воспользоваться этим не смог. Ухватил меня за руку, плавая в крови, и сказал все это, глядя мне прямо в глаза. Чтобы уйти с миром, сказал. И я ему поверил… Потом похлопал его по плечу и, чтобы ускорить дело, пристрелил.

Он посмотрел по сторонам, словно ища, на ком бы сорвать душивший его гнев.

– Эти воры и предатели убили у нас шестерых, – добавил он через мгновение. – Убили подло, из засады. И я знаю имя того, кто все это придумал.

– Неужто он все еще у нас? – удивился Гарса.

– У нас.

– Так чего же мы ждем? – вскинулся майор. – Упустим же, генерал.

Поблизости грянул орудийный разрыв, взметнулась земля и щебень. Дымная пелена затянула солнце. Гарса и Мартин, едва заслышав свист снаряда, по привычке слегка пригнулись, но Вилья стоял как ни в чем не бывало. Помахивал в воздухе листком, разгоняя пыль.

– Вот тебе мой собственноручный приказ… Гляди. – Он показал на полуразрушенный дом, притулившийся на недальнем холме. – Значит, так: берешь шесть человек своих, задерживаешь того, кто здесь указан, ведешь его туда и ждешь меня. Времени у меня мало, но для такого случая выкрою. И не дай тебе бог прикончить его до моего прихода.

Он аккуратно развернул листок и протянул его майору. Потом взглянул на Мартина:

– Окажи мне такую услугу, инженер, – сходи туда вместе с кумом моим. Это золото и тебя ведь касается. – Вилья криво улыбнулся ему. – Значит, заслуживаешь того, чтобы узнать, какой будет у сказочки этой конец.

Хеновево Гарса с трудом, шевеля губами, читал приказ. Потом удивленно вздернул брови. Чтобы убедиться, что понял правильно, передал бумагу Мартину:

На поли сражения за воровство и предательство преказываю немедленно растрелять…

Мартин вскинул голову и изумленно уставился на Вилью:

– Сармьенто?

Генерал, мрачный, как сама смерть, кивнул:

– Он самый и есть. Тот четвертый, который все это измыслил, он, тварь поганая, головорез, отродье индейское от двадцати отцов.

Сармьенто молча сидел на земле, привалясь спиной к стене, где под облупленной штукатуркой виднелись кирпичи. Поначалу, когда Вилья под каким-то предлогом вызвал его с перрона и майор в сопровождении шестерых вооруженных людей приставил револьвер ему к виску, Сармьенто протестовал и был скорее удивлен, нежели разъярен.

– Попался, мразь, – сказал Гарса.

Оправившись от первоначального замешательства, он не сопротивлялся, когда его разоружили и втолкнули в двери дома. Шестеро остались снаружи, Мартин с майором вошли вместе с индейцем, а тот достал из кармана длинную толстую гавану и обстоятельно ее раскурил.

Все трое молчали. Половина кровли была снесена, и в проем проникали отдаленные звуки боя, постепенно стихавшего, и грохот близких разрывов. Иногда слышались голоса и стук копыт – мимо проходила конница.

Мартин заметил, что Сармьенто избегает его взгляда. Даже когда он смотрел на них, казалось, что это произошло случайно и его глаза, скорее желтые, чем черные, устремлены куда-то вдаль, за их спины. Медное лицо казалось бы неподвижным, как маска, если бы время от времени он не брал в рот сигару, а потом не вынимал ее, выпуская дым изо рта и ноздрей. Лишь однажды Мартин перехватил его взгляд – внимательный, недобрый и опасный, – но, когда они встретились глазами, индеец поспешно отвел свои.

Громко топая, широко и порывисто шагая, появился Панчо Вилья. Утер пот с угрюмого лица. Мартин подумал, что когда генерал при нем приказывал кого-нибудь расстрелять, даже и половины нынешней ярости не горело в его глазах.

– Сдохнешь, мразь, от голода, – словно выплюнул он. – Предатель, убийца и вор.

Сармьенто снизу смотрел на него, по-прежнему размыкая губы, только чтобы взять или вынуть сигару. Глаза Вильи метали молнии. Застегнутый воротник рубашки сдавливал толстую, налившуюся кровью шею, и он рывком расстегнул стягивавший ее шнурок.

– Я выигрываю бой, так что мне тут с тобой некогда… Но прежде чем прикажу изжарить тебя живьем, я желаю знать… Зачем ты это сделал?

Впервые за все время Сармьенто выказал хоть какой-то интерес:

– Что «это»?

– Украл золото Хуареса. Приказал своим людям убить шестерых.

Индеец скривился, словно делая усилие, чтобы вспомнить:

– Кому это?

– Тем, кого ты отрядил одурачить меня, – Виньясу, Мургия и еще одному, которого Хеновево и инженер взяли на его ранчо.

– Убей меня Бог, Панчито, не возьму в толк, о чем ты.