Революция

– Атакуем разом по всему фронту, – говорил майор. – Ну-ка дайте кто-нибудь огоньку…

Чиркнула спичка. При свете пламени майор вытащил часы и взглянул на циферблат.

– Пойдем, когда рассветет немного. Надо быть на позиции через сорок минут, так что готовьтесь, ребята.

Спичка еще горела, когда Гарса взглянул на Мартина. А когда погасла – нащупал в темноте его руку:

– Ну что, отдохнул?

– Малость.

– День нам предстоит тяжелый, что правда, то правда… Ничего тут иного не придумаешь, как только долбить и долбить их оборону, пока не прорвем.

– По нашим сведениям, они хорошо укрепились… А из-за этих чертовых каналов конница не может развернуться для атаки.

– Да мы в один голос говорили Панчо: будет жарко. Я сам твердил ему, что почва здесь болотистая, грязь и тина. Но он вбил себе в голову, что проведет атаку по фронту всеми силами. Никаких резервов, всех вперед!

– Это обойдется нам большой кровью.

– А знаешь, что он мне сказал? «Что трудно – сделаем сейчас же, что невозможно – чуть погодя».

– Мне это не нравится, майор.

– Мне, представь, тоже. Вилья считает, мы ворвемся в Селайю одним броском, как раньше. Однако тут я бы еще трижды подумал…

Две темные фигуры стояли лицом к лицу, а вокруг готовились к атаке их люди.

– Пора, – сказал Гарса.

Мартин поборол желание обнять его или хотя бы протянуть ему руку, потому что давно уже научился правильно вести себя – в Северной дивизии не в ходу были пафосные прощания перед боем. Хорошим тоном считалось идти плясать с безносой, как бы не придавая этому значения. Или, по крайней мере, прикинувшись, будто не придаешь.

– Могу я что-нибудь сделать, майор?

– Ничего, инженер, ты не можешь сделать. На этот раз взрывать нечего. Хотят, чтоб мы всем скопом навалились и задавили. Для того и кавалерию пускают в дело сразу. Хочешь, держись рядом со мной. Посмотрим, как оно там сложится.

Мартин почувствовал в темноте, что майор сует ему в руку часы.

– Нет, не надо. Пускай у тебя будут.

– Ну ладно. Спасибо.

Хоть и было еще холодно, но Мартин скатал и приторочил сарапе к задней луке, чтобы не сковывало движения. Потом, нагнувшись, проверил, крепко ли держатся ремешки шпор, подтянул подпругу, доверху застегнул свою полотняную куртку, надел крест-накрест два патронташа с семьюдесятью патронами в каждом. Поправил кольт в кобуре на поясе, убедился, что карабин в чехле заряжен и висит, как всегда, дулом вниз справа у седла.

Сейчас вокруг него слышны были только звон оружия, конское ржание, приглушенные голоса бойцов, оправлявшихся, перед тем как сесть в седло. Мартин расстегнул ширинку мятых штанов и сделал то же самое, вплетя журчание своей струи в дюжину других. Когда вокруг свищут пули, переполненный мочевой пузырь – плохой товарищ.

Солнце всходило медленно, озаряя окрестности голубым светом, еще не потерявшим предрассветной лиловости, и роса, испаряясь, стелилась над землей дымкой, которую рассекали копыта коней. С треском рвущегося полотна вспарывали воздух снаряды и разрывались вдали, вздымая фонтаны земли, пыли и грязи. Отовсюду доносилась ружейная пальба, пересеченная каналами равнина со всеми ее полями и огородами была устлана бесчисленными трупами.

Мартин сидел в седле, ожидая. Справа и слева от него выстроились две сотни всадников, и неподвижную линию «разведчиков Дуранго» продолжали эскадроны других частей. Он прикинул, что на этом участке готовятся к атаке не меньше тысячи сабель. Они уже давно ждали сигнала: едва ли не вся пехота Вильи с рассвета трижды пыталась прорвать оборону противника и всякий раз откатывалась с большими потерями, а потому сейчас ограничивалась только стрельбой и ждала, когда ей проложат путь артиллерия и кавалерия. Однако первая не могла достать каррансистов, засевших в траншеях, а вторая ждала, когда же орудийный огонь подавит четыре пулемета, не дававшие ей двинуться с места. Так или иначе, отчаянный лобовой удар не удался. Нестройная толпа, расстреляв все патроны, бежала к своим позициям, а вражеские стрелки выцеливали выживших, как кроликов.

– Ах, чтоб тебя… – сказал Хеновево Гарса, который смотрел в бинокль. – Да заткнет кто-нибудь глотку этим сволочным «гочкисам»?!

Мартин стоял рядом, почти стремя о стремя. Он уловил мрачный тон майора, а когда тот, спрятав бинокль, обернулся к нему, увидел, как напряжено обычно бесстрастное лицо.

– Ничего не попишешь… – Майор прищурился, оглядывая местность, покрутил головой. – Придется лезть напролом в самое пекло… Да еще солнце в глаза.

Мартин, заслоняясь от яркого света шляпой, смотрел на отступающих солдат. Из двух сотен возвращалась едва ли половина.

– Слишком гладко, слишком ровно, все как на ладони… А каналы не дадут нам идти галопом.

Майор, не выдавая своих чувств, кивнул:

– Все так.

– Это не считая пулеметов.

– И это верно.

– Ты что, в самом деле не боишься, майор? – полушутя спросил Мартин.

Под седеющими усами скользнула и пропала тень улыбки.

– Боюсь, но не очень.

– А раньше говорил – ничего, мол, не боюсь.

– Раньше я был моложе.

Гарса ласково потрепал своего гнедого коня по шее, и тот тряхнул головой, почувствовав прикосновение его руки.