Революция

– По правде сказать, истые кабальеро, – с не лишенной юмора непринужденностью повествовала она. – Эти грязные корявые мятежники, надо отдать им должное, вели себя как кабальеро. – Она дотронулась веером до запястья племянницы, где сверкали семь золотых браслетов-обручей. – Представьте, они с уважением отнеслись к девочке… Если не считать, что расстреляли моего бедного Пако, я уже говорила… Кабальеро.

– Президент Мадеро весьма способствовал смягчению их нравов, – сказала другая дама.

– Вне всякого сомнения, моя милая… Вне всякого сомнения.

Капитан Кордоба, как человек светский, непринужденно и учтиво отрекомендовал Мартина, сказав все, что говорят в подобных случаях: испанский инженер… в столице временно… завязал полезные знакомства… И, не вдаваясь в подробности, добавил: был очевидцем наших майских успехов на границе. Это сообщение вызвало общий интерес, и Мартину пришлось утолить – скупо, сдержанно и как можно уклончивее – им же возбужденное любопытство. Рассказывая, он делил свое внимание между Хасинто Кордобой, слушавшим молча и с еле заметной улыбкой, – причем отметил, что тетушка и племянница называют капитана запросто, уменьшительным именем Чинто, что говорит об известной близости, – и Йунуэн Ларедо, чьи глаза по-прежнему полыхали, как зарницы.

Ему удалось наконец поговорить с ней. Донья Эулалия и прочие вступили в общую беседу с другими гостями, а капитан отлучился на минутку за шампанским. Мартин, взволнованный тем, что оказался рядом, надеялся, что голос у него не дрогнет. А сам он будет в должной мере владеть собой.

Йунуэн Ларедо, казалось, была смущена гораздо меньше, чем он. Или вовсе не.

– Вы в самом деле пережили эти события на севере?

– Кое-что довелось увидеть, – нашел Мартин уклончивую увертку. – Но это пустяки в сравнении с тем, что выпало на долю вам с доньей Эулалией.

Девушка улыбнулась:

– О-о, знаете, она обо всем рассказывает с юмором, уж такой у нее нрав. Но на самом деле это было ужасно. А вершиной всего стала трагедия моего дяди Пако. Когда мы возвращались из Эрмосильо, наш поезд остановили люди этого Ороско… Но и по счастью, как сказала моя тетка, нас не тронули.

– Удивительно, как спокойно вы об этом рассказываете.

– Да? Может быть. В Мексике в конце концов привыкаешь к насилию. Начинаешь считать это естественным, воспринимать как часть пейзажа или явление природы.

– Появляется некая покорность судьбе?

– Я бы назвала это утратой иллюзий… – Она взглянула на него с доброжелательным интересом. – Что вы думаете о нас, мексиканцах?

– Но вы ведь, кажется, мексиканка только наполовину?

– Вам уже успели рассказать?

– Разумеется.

Она обмахнулась веером – зазвенели на запястье тонкие золотые обручи.

– Вглядитесь в меня…

Оба очень серьезно смотрели друг на друга, и ни один не отводил взгляда.

– Гляжу, – сказал наконец Мартин.

– И что же такое во мне выдает мою чужеродность?

– Глаза. Никогда еще не видел таких, как ваши.

Произнеся это, Мартин услышал ее сдержанный смех, серебристый и хрустальный. Какая банальщина, мысленно упрекнул он себя. Но ее смех и в самом деле звенел серебром. Голубой кварц, горный хрусталь, серебро. Вся она будто состояла из восхитительных минералов, которые природа создавала веками. На миг он вообразил закованных в железо людей у подножья ацтекских пирамид, в дымных кроваво-красных сумерках – и себя среди этих воинов, и индианку с обсидиановыми глазами, которые через поколение стали голубыми.

Он вздрогнул, представив это, и девушка, наверно, заметила, потому что взглянула на него по-иному – с новым, каким-то настойчивым интересом, от которого смягчились индейские черты прекрасного лица. Мартин, чтобы обрести самообладание, ухватил нить оборвавшегося было разговора.

– Мне нравятся мексиканцы, – сказал он. – В них уживаются жестокость и нежность.

Девушка в задумчивости то открывала, то закрывала свой веер. Она как будто слегка растерялась.

– Подумать только… Никогда ни от кого не слышала такого определения… никто никогда не ставил два эти слова рядом. – Она взглянула на него почти враждебно. – У вас есть причины для такого суждения?

– Да, кое-какие есть.

Она взглянула недоверчиво и как будто собиралась сделать шаг назад. Но не отошла. Замерла, не сводя с него глаз.

– Что именно вы видели на севере? – Она сделала знак капитану, который в сопровождении официанта возвращался к ним. – Мы с Чинто выросли вместе, и я знаю, что он, как у нас говорят, нитку не вдев, шить не станет… Он большой мастер делать намеки: понимай, мол, как знаешь…

– Ничего особенного не видел, – снова ушел от прямого ответа Мартин. – Оказался там во время известных событий, вот и все.

– И все?

– Более или менее.

– А что вы делаете в столице, если шахты, где вы работаете, – в штате Чиуауа?

– Право, затрудняюсь ответить… Сам, в сущности, точно не знаю.

– Вы останетесь здесь?

– Вероятно. На какой-то срок.

– Тогда, может быть, навестите нас? Мы принимаем по вторникам и четвергам.

– Почту за честь… И отменное удовольствие.