Революция

Хасинто Кордоба, который вместе с официантом был уже рядом, услышал последние слова, но от комментария воздержался. Взял с подноса два бокала шампанского и протянул Йунуэн и Мартину.

– За нас троих! – наконец проговорил он. – И за Сьюдад-Хуарес.

Спокойная и насмешливая улыбка, сопроводившая его тост, противоречила непроницаемо-серьезному выражению чуть сощуренных глаз. И Мартин, поднося ко рту бокал, удивленно спросил себя, возможно ли такое – чувствовать симпатию к человеку, который вот-вот станет твоим врагом?

А сейчас он вспоминал все это, облокотившись о балконную решетку и глядя на спящий город. Небо было звездным, и четвертушка луны висела над оконечностью улицы, ближе к площади Сокало, где над плоскими крышами старинных колониальных зданий врезались в полутемное небо силуэты колоколен.

Йунуэн Ларедо… Он несколько раз вслух произнес это имя, будто давая языку и нёбу сполна насладиться его вкусом. Какое сладостное, почти совершенное, полнозвучное, идеальное сочетание мексиканского и испанского! Мартин с наслаждением выговаривал его снова и снова, погружаясь в воспоминания о чертах индейского лица. О прозрачной чистоте самоцветных глаз.

В эти ночные бессонные часы инженер понял, что влюблен искренне, определенно и окончательно. С этим трудно было спорить, потому что в таком возрасте еще можно мгновенно плениться, подпасть под очарование любви с первого взгляда – и до гробовой доски. И это внезапно меняло все представления о прошлом, настоящем и будущем.

Подобное не было ему в новинку: он уже испытывал такое. Влюбляться – или думать, что влюбился, – Мартину приходилось и раньше. Детские игры, юношеские забавы укатали ему дорожку, а недавнее увлечение, хоть ныне и исчерпало себя, некогда все же приблизило его к постижению слова «любовь» со всеми ее последствиями и обязательствами. К каноническому союзу, где есть и приемлемое настоящее, и планы на будущее с соблюдением всех социальных требований и общепринятых норм, со взаимным уважением и с вошедшим в привычку терпением. Словом, со всем тем, что требуется от официального союза в Испании и в остальном цивилизованном мире. Однако время и расстояние разжижили, растворили клятвы, чувства, желания. И к счастью для Мартина – для его чистой совести и душевного покоя, – ждать надоело не ему, а его избраннице. Предъявив ему не слишком внятный ультиматум – он предпочел притвориться, что не понял его, – она стала писать ему все реже и реже, а потом и вовсе перестала. Все произошло само собой, безукоризненно корректно, без скандалов и резких слов. Разумный выход для тех, кто причисляет себя к культурным людям.

Сейчас все было иначе. Этот взрыв чувств, это созерцание слепящего голубого взора, эта медная кожа и тонкие черты Йунуэн Ларедо сумели всколыхнуть ему душу с небывалой еще силой, взволновать, напрочь отбить сон и лишить покоя – и вот глубокой ночью он не спит, а смотрит на город. Но было нечто еще более волнующее, такое, что с поразительной естественностью переходило от преклонения перед красотой к жажде телесного обладания, и это произошло там, в «Доме с изразцами», когда он оказался рядом с ней, и какая-то горячая волна, будто электрический разряд, уничтожила расстояние между ними, внедрилась ему под кожу, проникла в кровь и заставила сердце забиться чаще. Это было, понял он, небывалое вожделение, где удивительно соединялись нежность и желание – безотлагательное стремление поклоняться этому женскому телу и обладать им. Слиться с ним, уничтожив несносный мир, который не только окружал их, но и становился между ними преградой.