– Не гневись, дух северный! – воскликнула Дейрдре и припала к земле, чтобы уцепиться пальцами за траву, а заодно выразить уважение, придать силу словам, которым её Совиный Принц научил перед дорогой, посмеиваясь каким-то своим мыслям за маской из червонного золота. Надеясь, что хотя бы в этот раз его напутствия принесут пользу – а не как тогда, когда он ей наливку из призрачного перца залпом выпить посоветовал, – Дейрдре закричала ещё громче в метель: – Не гневись, ветер! Не гневись, хозяин благородный! Я не с дурным умыслом пришла, я другу помогаю, исполняю его просьбу. Лишь гонец я здесь, не враг и даже не правитель. Прошу, смилуйся надо мной!
И ветер неожиданно улёгся.
«Неужто сработало?» – удивилась Дейрдре. Совиный Принц напутствовал ей разговаривать с Меловыми горами не менее серьёзно, чем с живым человеком, и – опять хихикая, глупый мальчишка! – зачем-то стараться быть угодливой, любезной и…
Точно так же, как люди верят, что боги милостивы, они верят и в то, что Надлунный мир сказочно красив, ведь из него наверняка мир Подлунный видно, весь вдоль и поперёк, как на ладони. И хотя это было не так – сид от земного мира на самом деле отделён, и подсмотреть из одного в другой никак нельзя, – кое в чём люди были правы: сверху Круг выглядел прекраснее всего.
Дейрдре даже не подозревала, что он такой: зелёный, неоднородный, необъятный. С вершины Меловых гор она могла разглядеть даже родной замок, его кобальтовые шпили полосовали небо, но и на четверть не достигали той высоты, на которой находилась сейчас Дейрдре. Цветочное озеро, в котором она так любила купаться летом, казалось совсем крошечным, точно слеза, затерявшаяся в траве. Двуязычная река стелилась лентой вдоль розового горизонта, воспалённого закатом. Мир, казалось, полыхает и при этом терпеливо ждёт, застывший. Весь туат Дейрдре раскинулся перед ней у подножия Меловых гор – все его леса, холмы, города и деревни, – и даже туат милого Найси, возделывающего поля, и краешек владений Талиесина, ухабистый и весь в дубах.
Ах, как хотелось бы Дейрдре видеть эти пейзажи чаще! Взмывать вверх птицей, гулять по облакам. Последние висели прямо у неё над темечком – куцые, полупрозрачные, – только руку протяни и коснись. Будь она ещё чуточку безумнее, чем сейчас, то попробовала бы на них запрыгнуть, уж больно ровной тропой они стелились вокруг плато, будто держали его в объятиях. Выше них только голые и острые пики, похожие на драконьи гребни. Похоже, Дейрдре добралась куда нужно.
Она стояла в щербине между скалами, на плоской и округлой поверхности, заросшей мхом, травой и кустарниками, очень похожей на место, что описывала ей Дану. Несмотря на снег и зазубренные камни, всё здесь выглядело мягким и махровым, точно домашний сад, только не слишком ухоженный, а скорее дикий. Деревья – кипарисы, кажется, – росли прямо на рельефе скал, и там, дальше, в щербине между ними, по воздуху растекалось дивное сияние.
– Снежные анемонии, – прошептала Дейрдре, подойдя ближе и убедившись, что то действительно они. Она протиснулась между камнями и деревьями, потянулась к ним рукой; к крупным фарфоровым цветам, похожим на пионы, но с сердцевиной приплюснутой и серебряной, точно меж лепестков просунули монету. Они раскрылись навстречу её пальцам и теплу, гладкие, отражающие в себе всё, что видят, и даже больше. То, о чём просила Королева-мать. То, о чём мечтает каждый. Дейрдре тоже узрела будущее – перламутр, туман, драконья чешуя, – но сразу отвела глаза, дабы сосредоточиться и ухватиться за тугой стебель, вьющийся, как плющ, а затем потянуть его на себя.
– По просьбе друга здесь ты, говоришь? Что же это за друг такой, который на верную гибель посылает?
Пальцы разжались инстинктивно, цветок отпружинил обратно и закрылся, свернувшись хлопковым клубком. Дейрдре обернулась медленно, боясь увидеть, кто стоит за её спиной, и дважды успела пожалеть, что не взяла с собой хотя бы короткий меч. Считала ведь, что в горах лишь козлов и можно встретить, но никак не человека.
Впрочем, а был ли это человек?
Юноша белоснежный, точно сама метель, возвышался шагах в десяти от неё. Снова поднялся ветер, снова ударил Дейрдре в лицо, мешая рассмотреть его. Она заслонилась рукой и отступила от анемоний в сторону – тогда ветер успокоился, будто довольный, что добился своего, и голос, обманчиво мягкий, даже издал короткий смешок.
– А ты мне гибель пророчишь? – спросила Дейрдре, смахивая со лба упавшие пряди.
Юноша ответил не раздумывая:
– Не пророчу. Я её несу. Всем ворам, что в мой чертог заявляются, руки к моим сокровищам тянут.
– К твоим сокровищам?..